Избранное

Ну, конечно же, нельзя не отметить, что Лермонтову, как и Александру Сергеевичу Пушкину, весьма и весьма импонировало обстоятельство, что общественное устройство и уклад жизни чеченцев качественно отличались от принятых в самодержавной России. Как отмечали некоторые сосланные на Кавказ декабристы, в Чечне жили по демократическим правилам, можно сказать, по законам Новгородского веча.

– О! Уже теплее.

– Однако так рассуждаем мы. Без ложной скромности – люди достаточно образованные. Но ведь таковыми вряд ли можно назвать предков вашего родственника Саида Лорсанукаева – простых пастухов, жителей села Гехи, расположенного на берегах реки Валерик, – словом, жителей тех самых мест, где 11 июля 1840 года произошло небывалое кровопролитие между столкнувшимися лоб в лоб отрядами Шамиля и царскими соединениями.

Эту бойню описал её участник – Михаил Юрьевич Лермонтов – в маленькой поэме «Валерик»: «Хотел воды я зачерпнуть… /…была красна». И вот свидетели трагедии на реке смерти – гехинцы, узнав о гибели царского поручика на дуэли, скорбят о нём. Как это объяснить?

– На бытовом уровне довольно легко. Лермонтов в гениальной поэме увековечил Гехи и гехинцев, прославил мало где и кому известную речку, а по сути, ручей Валерик – разве это не лестно местным жителям? Отсюда и признание автору. Полагаю, простые жители села Бородино не в меньшей мере признательны Михаилу Юрьевичу Лермонтову за то, что название некогда неведомого села стало известно потом всему миру. И сейчас, читая в школьных хрестоматиях лермонтовский шедевр, из которого, как из горчичного зерна, выросло могучее древо эпопеи Льва Николаевича Толстого «Война и мир», дети, и не только дети, усваивают: да, есть такое село, есть поле, которое стало местом боевой славы русского народа.

Это, повторю, происходит на бытовом уровне. Но что бы там не говорили, бытие в немалой степени определяет сознание, воздействует на душу народа. Душу, которую вдохнул в человека Господь. Не потому ли и говорим мы, что «Глас народа – глас Божий» (латинская поговорка), эхом которого через мирские невзгоды божественная душа рвётся к свету, к Творцу всего сущего, удивляя запутавшееся в «суете сует» человечество своими проявлениями через небесных посланников. И, к сожалению, это часто сопровождается напастями и потрясениями. Гроза 1812 года, всколыхнувшая всю Россию, разбудила народное сознание и национальную гордость русских людей. Война на Кавказе, невольным участником которой оказался Михаил Юрьевич (да, да невольным: он был ссыльным), произвела переворот в сознании общества – чеченского и русского. Произошло взаимопроникновение культур, обычаев, даже стилей одежды. Тот же Лермонтов с гордостью и особым шиком носил черкесскую бурку, подаренную чеченцами (в ней он и изобразил себя на автопортрете). За несколько лет до этого автопортрета Лермонтова изобразил Пётр Захарович Захаров-Чеченец (ок. 1816 – конец 1846), единственный в XIX веке профессиональный художник – чеченец по национальности.

И горцы, и русские как бы почувствовали: они близки по духу, менталитету. Не будь этого, разве бы появился на свет образ Максима Максимовича из «Героя нашего времени», носителя лучших человеческих качеств: любви ко всему живому, сострадания к чужой боли, смелости и благородства? И разве случайно написал Александр Пушкин «Подражание Корану» – Корану, благодаря чтению которого он, свободолюбивый поэт, вообще-то, немалый безобразник и повеса, пришёл к пониманию смирения перед Всевышним, к чему, между прочим, призывает и православное Евангелие? А Лев Толстой? Не у кавказца ли Кунта-Хаджи заимствовал он основы учения непротивленья злу насилием? Понятно, что и герой нашей беседы Лермонтов, пропитанный насквозь соками, духом Кавказа с малых лет (в Горячеводск, в имение своей родственницы на Тереке, его не раз возила в детстве бабушка), воспевая вольный край, пробуждал чувства добрые к людям его населяющим. Он сеял зёрна дружбы и любви, без которых нет мира среди народов. Да что там! Однажды мне довелось прочитать в одном из его писем к А. А. Лопухину, как он собирается идти с отрядом на поимку Шамиля. Поразила фраза: «Завтра я еду в действующий отряд на левый фланг в Чечню брать пророка Шамиля, которого, надеюсь, не возьму…». Каково? А? Не подумайте, что я прибегаю к таким фактам, как заштатный адвокатишка русского гения. Нет. К тому же, Геннадий Александрович, я читал вашу «Кавказскую драму», где вы, описывая схватку безумных гордецов и себялюбцев на реке Валерик, самого Лермонтова ставите как бы над происходящим, вещающим из поднебесья:

– Спасибо за внимание к моему скромному творчеству. Но в той неоконченной драме я ставил целью своей показать Лермонтова как пророка, в «очах людей» читающего «страницы злобы и порока». Я пытался показать духовную драму, вызванную тем, что он остаётся не понятым окружением:

Лермонтов – пророк…и довольно мрачный. В своей работе я и стихи привожу соответствующие:

– Что сказать на это? Пророки, как мусульманские, так и христианские, видимо, редко бывают, как уже отмечалось выше, оптимистичны в своих предсказаниях. Вспомним мусульманскую притчу. Пророк Мухаммед спросил архангела Джабраила: «Посетишь ли ты землю после смерти моей?» Архангел ответил: «Неоднократно. Это будет тогда, когда земля оскудеет, и люди потеряют любовь, когда народ потеряет терпение, учёные – знания, а богатые – милосердие. А в последний раз мне придётся спуститься с небес, чтобы забрать у людей Священную книгу и Веру, и наступит для них последний день».

– В библейской истории этот день называется Страшным судом. «Но есть и божий суд, наперсники разврата!» – восклицаем и мы вслед за Лермонтовым.

Наверно, предсказания поцелованных Богом людей являются ничем иным, как предупреждением Всевышнего человечеству, недобросовестно исполняющему Божьи Законы. И таких предупреждений было уже несколько, сопровождались они горем и разрушениями: изгнанием человека из Рая, всемирным потопом… Но Всевышний даровал и всемилостивейшее спасение греховным существам, вразумлял их через пророков, Иисуса Христа, ставшего искупительной жертвой за грехи людей и давшего миру новый нравственный закон-закон любви.

– Такой закон проповедовал и Мухаммед, посвятивший описанию добрых деяний Псы (Иисуса) немало строк в Коране. Там, между прочим, фигурирует и мать его – дева Мария. Единственная женщина, имя которой приведено в мусульманском катехизисе.

– Бог, Абубакар Алазович, един, хотя и не в одного мы веруем, так гласит народная мудрость. Но грешен человек, грешен. Мало того, он продолжает как бы провоцировать Бога, подобно Григорию Печорину из лермонтовского «Героя нашего времени». Заражённый смертельной болезнью неверия, отказавшийся от благого божественного промысла, четырежды прощаемый Всевышним за противление ему, мятежник Печорин в конце концов получает сполна по своей вере: умирает, возвращаясь из Персии.