«Это, брат, не женщина, а сказка!..»
Это, брат, не женщина, а сказка!
Ты узнай-ка, кто сия картинка: —
Перуанка или гондураска?
Бразильянка или аргентинка?
Сальвадорка или мексиканка,
Из Гаити может быть иль с Кубы,
А быть может и доминиканка,
У Трухильо скалившая зубы?
Боливийка или гватемалка?
Колумбийка или костаричка?
Впрочем нам ни шатко и ни валко
Где бы ни родилась эта птичка.
Ведь, во-первых, мы не балаболки,
Что нам строить разные догадки!
Все они метиски и креолки,
Или квартеронки и мулатки.
Во-вторых, возможности, брат, наши
Не откроют нам путей к роману:
Слишком мало съели мы, брат, каши,
Эта штучка нам не по карману.
Для нее, брат, плаваем мы мелко,
Не простая шашка ведь, а дамка
Эта самая венесуэлка,
Никарагуанка иль панамка?
Значит не приглядывайся зорко
И ни у кого не узнавай-ка,
Кто она: чилийка, эквадорка,
Уругвайка или парагвайка?..
14 июля 1958. Понедельник
«Массне, Россини, Верди и Гуно…»
Массне, Россини, Верди и Гуно,
Пуччини, Вагнер, Глинка и Чайковский
В его репертуаре и давно
Он угождает публике московской.
Он не хватает с неба звезд, но ведь
Не всем же быть Карузо иль Мазини,
Во всяком случае он не медведь,
Рожденный в человечьей образине.
Певец давно все это осознал,
И, предвкушая гром аплодисментов,
Он тянет «ля» как радиосигнал
Настройки музыкальных инструментов.
<15 июля 1958. Вторник>
«Дул ветер… колыхались провода…»
Дул ветер… Колыхались провода…
Качались сосны… Зыбилась вода…
А здесь, за чаем, как обыкновенно
Твой муж зевал и морщил брови, но
Мне почему-то вспомнились Равенна
И хмурый Дант, смакующий вино.
Уже смеркалось… Где-то за окошком,
Грозя друг другу и взывая к кошкам,
Вопили отвратительно коты…
День уходил без всякого изъяна
Для сердца и ума и только ты
Гримасничала словно обезьяна.
<16 июля 1958. Среда>
«Не пьяные, не просто бузотеры…»
Не пьяные, не просто бузотеры
Кричат передо мной,
Нет, это современные актеры
Сошлись втроем в пивной.
Они жестикулируют и с чувством,
Присущим всем троим,
Клянутся вслух, что живы лишь искусством
И дышат только им.
Однако эти деятели сцены
В стенах театра – тля,
Они служители не Мельпомены,
А длинного рубля.
И пусть они об Ольридже и Кине
Здесь подняли галдеж, —
Я старый воробей и на мякине
Меня не проведешь!..
24 июля 1958. Четверг
Руслан у Финна («Средь диких скал, в краю тумана…»)
(1 картина 2 действия оперы м. И. Глинки «Руслан и Людмила»)
Средь диких скал, в краю тумана
Волшебник добрый старец Финн
Встречает витязя Руслана: —
«Добро пожаловать, мой сын!..»
И в тишине, в глухой пустыне,
Отрадой путника поя,
Течет как плавная струя
Его баллада о Наине.
Расстроит он злых козней план,
Ему известно место плена;
И с благодарностью Руслан
Пред Финном преклонил колено.
Скорей на север – обрести
Вновь ту, кто все собой затмила…
И вот – финал: «Там ждет Людмила!..»
– «Старец, прости!..» – «Витязь, прости!..»
16 августа 1958. Суббота
«Опять я брожу по осеннему саду…»
Опять я брожу по осеннему саду,
Разбросанными лоскутами шурша,
Опять умиленье сменяет досаду
И успокоенье находит душа.
На всем обреченность, везде ожиданье,
Повсюду покой и дремота без грез;
Болезненною красотой увяданья
Отмечены платьица лип и берез.
Атласное небо особенно сине
И шелковые паутинки висят
На палевом клене и сизой осине,
А рыжий кустарник как шкурки лисят.
Опять ощущаю над мыслями власть я
Опавшей листвы и поблекшей травы,
И в сердце моем не предчувствие счастья,
А воспоминанье о счастьи, увы!..
10 октября 1958. Пятница
«В старинном парке были мы с тобой…»
В старинном парке были мы с тобой,
Он шелестел листвою в этот час,
И легкий ветер навевал на нас
Дыханье майской ночи голубой.
Цвела сирень, луна была ярка,
И вот вполголоса запела ты
Романс «Не ветер вея с высоты»,
Слова А. Т., а музыка Р.-К.
1958 г. 12 октября. Воскресенье.
Москва
