Бег

Сима!

Молчание.

Люська. У, гнусный город! У, клопы! У, Босфор! А ты!.. Чарнота. Замолчи. Люська. Ненавижу я тебя, и себя, и всех русских! Изгои чертовы! (Уходит в галерею.) Чарнота (один). В Париж или в Берлин, куда податься? В Мадрид, может быть?

Испанский город... Не бывал. Но могу пари держать, что дыра.

(Присаживается на корточки, шарит под кипарисом, находит окурок.) До чего греки жадный народ, ведь до самого хвостика докуривает, сукин кот!

Нет, я не согласен с нею, наши русские лучше, определенно лучше.

(Зажигает окурок и уходит в галерею.)

Во двор входит Голубков, он в английском френче, в обмотках и в турецкой феске. С шарманкой. Ставит ее на землю, начинает играть "Разлуку", потом марш.

(Кричит с галереи.) Перестанешь ли ты, турецкая морда, мне душу надрывать? Голубков. Что? Гри... Григорий Лукьянович?! Говорил, что найду! Нашел! Чарнота. Кто такой? Ты, приват-доцент? Голубков (садится на край водоема, в волнении). Нашел. Чарнота (сбегает к нему). Меня-то нашел, нашел... Я тебя за турка принял.

Здравствуй! (Целует Голубкова.) На что ты похож! Э, постарел! Мы думали, что ты у большевиков остался. Где же ты пропадал полгода? Голубков. Сперва в лагере околачивался, потом тифом заболел, в больнице два месяца провалялся, а теперь вот хожу по Константинополю, Хлудов приютил. Его, ты знаешь, разжаловали, из армии вон! Чарнота. Слышал. Я, брат, и сам теперь человек штатский. Насмотрелись мы тут. Но с шарманкой еще никого не было. Голубков. Мне с шарманкой очень удобно. По дворам хожу и таким образом ищу.

Говори сразу, умерла она? Говори, не бойся. Я ко всему привык. Чарнота. А, Серафима! Зачем умерла? Поправилась, живехонька! Голубков. Нашел! (Обнимает Чарноту.) Чарнота. Конечно, жива. Но, надо сказать, в трудное положение мы попали, доцент! Все рухнуло! Добегались мы, Сережа, до ручки! Голубков. А где ж она, где Серафима? Чарнота. Тут она. Придет. Мужчин пошла ловить на Перу. Голубков. Что?! Чарнота. Ну чего ты на меня выпятился? Сдыхаем с голоду. Ни газырей, ни денег. Голубков. Как так пошла на Перу? Ты лжешь! Чарнота. Чего там лжешь? Я сам не курил сегодня полдня. В Мадрид меня чего-то кидает... Снился мне всю ночь Мадрид...

Послышались голоса. Во двор входит Серафима, а за ней грек-донжуан, увешанный покупками и с бутылками в руках.

Серафима. О нет, нет, это будет очень удобно, мы посидим, поболтаем...

Правда, мы живем на бивуаках... Грек-донжуан (с сильным акцентом). Очень, очень мило! Я боюсь стеснить вас, мадам. Серафима. Позвольте, я познакомлю вас...

Чарнота поворачивается спиной к ней.

Куда же вы, Григорий Лукьянович, это неудобно! Грек-донжуан. Очень, очень приятно! Серафима (узнав Голубкова). Боже мой!

Голубков, тяжело морщась, подымается с водоема, подходит к греку и дает ему в ухо.

Грек-донжуан роняет покупки, крайне подавлен. В окнах появляются встревоженные греческие и армянские головы.

Люська выходит на галерею.

Грек-донжуан. Что это? Такое что?.. Серафима.