Человек из СССР
Человек из СССР читать книгу онлайн
Набоков был больше чем антисоветский писатель. С советской властью у него были даже не идейные, а эстетические разногласия. Он относился к коммунистическому режиму с брезгливостью и презрением и отказывал ему в каком бы то ни было праве наследования русской культуры. Набоков не питал иллюзий по поводу возрождения России. Россия для него завершилась, и все, что происходит после 1917 года, к ней не имеет никакого отношения. Дальше, говоря словами одного из персонажей романа «Подвиг», была лишь одна «блатная музыка». «Раньше всего, — говорит главный герой пьесы «Человек из СССР» бывшему помещику, решившему от эмигрантской тоски бежать в Советский Союз, — отучитесь говорить «Россия». Это называется иначе».
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Мне сказали, что у вас в официантах служит барон Таубендорф. Я бы хотел его видеть.
Совершенно справедливо: он у меня уже две недели. Вы, может быть, присядете, — он должен прийти с минуты на минуту. Федор Федорович, который час?
Я не склонен ждать. Вы лучше скажите мне, где он живет.
Барон приходит ровно в девять. К открытию сезона, так сказать. Он сию минутку будет здесь. Присядьте, пожалуйста. Извините, тут на стуле коробочка… гвозди…
(Сел, коробка упала.)Не заметил.
Не беспокойтесь… подберу… (Упал на одно колено перед Кузнецовым, подбирает рассыпанные гвозди.)
Некоторые как раз находят известную прелесть в том, что спускаешься сюда по ступенькам.
Вся эта бутафория ни к чему. Как у вас идет дело? Вероятно, плохо?
Да, знаете, так себе… Русских мало, — богатых то есть, бедняков, конечно, уйма. А у немцев свои кабачки, свои привычки. Так, перебиваемся, каля-маля. Мне казалось сперва, что идея подвала…
Да, сейчас в нем пустовато. Сколько он вам стоит?
Дороговато. Прямо скажу — дороговато. Мне сдают его. Ну — знаете, как сдают: если б там подвал мне нужен был под склад — то одна цена, а так — другая. А к этому еще прибавьте…
Я у вас спрашиваю точную цифру.
Сто двадцать марок. И еще налог, — да какой…
(Он заглядывает под штору.)А вот и барон!
Где?
По ногам можно узнать. Удивительная вещь — ноги.
И с вином не повезло. Мне навязали партию — будто по случаю. Оказывается…
Входит Таубендорф. Он в шляпе, без пальто, худой, с подстриженными усами, в очень потрепанном, но еще изящном смокинге. Он остановился на первой ступени, потом стремительно сбегает вниз.
(Встал.)Здорово, Коля!
Фу ты, как хорошо! Сколько зим, сколько лет! Больше зим, чем лет…
Нет, всего только восемь месяцев. Здравствуй, душа, здравствуй.
Постой же… Дай-ка на тебя посмотреть… Виктор Иванович, прошу жаловать: это мой большой друг. Ошивенский. Айда в погреб, Федор Федорович.
Ошивенский и Федор Федорович уходят в дверь направо.
(Смеется.)Мой шеф глуховат. Но он — золотой человек. Ну, Алеша, скорей — пока мы одни — рассказывай!
Это неприятно: отчего ты волнуешься?
Ну, рассказывай же!.. Ты надолго приехал?
Погодя. Я только с вокзала и раньше всего хочу знать…
Нет, это удивительно! Ты чорт знает что видел, что делал, — чорт знает какая была опасность… и вот опять появляешься — и как ни в чем не бывало!.. Тихоня…
(Садится.)Ты бы, вероятно, хотел меня видеть с опереточной саблей, с золотыми бранденбургами? Не в этом дело. Где живет теперь моя жена?
(Стоит перед ним.)Гегелыптрассе, пятьдесят три, пансион Браун.
А-ха. Я с вокзала катнул туда, где она жила в мой последний приезд. Там не знали ее адреса. Здорова?
Да, вполне.
Я ей дважды писал. Раз из Москвы и раз из Саратова. Получила?
Так точно. Ей пересылала городская почта.
А как у нее с деньгами? Я тебе что-нибудь должен?
Нет, у нее хватило. Живет она очень скромно. Алеша, я больше не могу, — расскажи мне, как обстоит дело?
Значит, так: адрес, здоровье, деньги… Что еще? Да. Любовника она не завела?
Конечно, нет!
Жаль.
И вообще — это возмутительный вопрос. Она такая прелесть — твоя жена. Я никогда не пойму, как ты мог с ней разойтись…
Пошевели мозгами, мое счастье, — и поймешь. Еще один вопрос: почему у тебя глаза подкрашены?
(Смеется.)Ах, это грим. Он очень туго сходит.
Да чем ты сегодня занимался?
Статистикой.
Не понимаю?
По вечерам я здесь лакей, — а днем я статист на съемках. Сейчас снимают дурацкую картину из русской жизни.
Теперь перейдем к делу. Все обстоит отлично. Товарищ Громов, которого я, кстати сказать, завтра увижу в полпредстве, намекает мне на повышение по службе — что, конечно, очень приятно. Но по-прежнему мало у меня монеты. Необходимо это поправить: я должен здесь встретиться с целым рядом лиц. Теперь слушай: послезавтра из Лондона приезжает сюда Вернер. Ты ему передашь вот это… и вот это… (Дает два письма.)
Алеша, а помнишь, что ты мне обещал последний раз?
Помню. Но этого пока не нужно.
Но я только пешка. Мое дело сводится к таким пустякам. Я ничего не знаю. Ты мне ничего не хочешь рассказать. Я не желаю быть пешкой. Я не желаю заниматься передаваньем писем. Ты обещал мне, Алеша, что возьмешь меня с собой в Россию…
