Человек из СССР

Евгения Васильевна, со мной случилось несчастье.

То-то я смотрю, душенька, вы такая вялая, тихая, узнать нельзя.

Да, большое несчастье. Я только что была на первом представлении {16}.

Какое такое представленье, душенька?

Ах, вы же знаете. Я играла для кинематографа. И вот вчера в первый раз показывали фильм.

Так какое же несчастье? Пожар, что ли, был?

Да, пожар. У меня все сгорело: мои мечты, моя вера в себя, моя жизнь. Полный банкрот.

А я как раз хотела вас кое о чем попросить, моя дорогая. Но это после, после. Говорите.

Я увидела себя на экране. Это было чудовищно. Я так ждала минуты, когда увижу себя, и вот дождалась. Сплошной ужас. В одном месте, например, я лежу плашмя на диване и потом встаю. И вот пока снимали, мне казалось, что я такая легкая, такая живая. А тут… Евгения Васильевна, я встала, простите, задом, — выпятила зад и грузно повернулась. И все было в таком же духе. Жесты фальшивые, убийственные {17}. А тут эта гадина, Пиа Мора, плывет, как лебедь. Стыдно…

Не беда, голубушка. Вот посмотрели бы вы, как я выхожу на паспортных карточках. Бог знает, какая морда.

И это еще цветочки: фильм показывали только своим. Но теперь он пойдет по Берлину, а потом по всему миру и вместе с ним мои дурацкие жесты, мои гримасы, моя невероятная походка…

Я вот что хотела попросить вас, моя дорогая. Нам нужно переезжать и нет ни гроша. Не могли бы вы — ну, так марочек пятьдесят — одолжить?

Одолжить? Ах, вы вот о чем?.. Да… Я сегодня как в тумане. Нет, Евгения Васильевна, у меня тоже ничего нет. Весь мой заработок я потратила на платья.

Ах вы, модница. Ну, ничего не поделаешь…

На платья! Я себе купила дивное, белое, модель. И знаете для чего? Чтобы… Ах, да что говорить!..

Говорите, говорите; я, знаете, гроб-могила, никогда не сплетничаю.

Наплевать мне на фильм. Вовсе не в нем дело. А дело в том, что я полюбила, полюбила, как дура. Попалась, значит. И он меня бросил. Вот и все.

Кто же это, немец, что ли?

Пускай будет немец, китаец — не все ли равно… Или американец.

Перемелется, душенька. Всем не сладко живется. Марочку, вашу тезку и мою внучку, тоже вот муж бросил. Значит, за то, что гражданским браком венчались. Да, житье не сладкое. Куда мы вот денемся с моим стариком, куда денемся, просто не знаю.

Евгения Васильевна, можно по телефону поговорить?

А вы в комнату пройдите. Там съехал жилец, а телефон остался. Не бойтесь, не бойтесь, пустая комната. (Марианна уходит в дверь, что в задней стене.)

Ошивенская, кряхтя, придерживая рукой подол, отпихивает ногой чемодан в угол. Нагибается, пробует замок. Стук в дверь.

Войдите — херайн. (Входит поспешно Кузнецов.)

Однако и катавасия у вас!

Вот спасибо, что зашли… Вот спасибо…

Мне жена передала вашу просьбу. Я пришел за пакетом.

Как же, как же… большое вам спасибо.

Я спешу.

Ах, да, ведь муж хотел с вами побеседовать. У него очень важный к вам разговор.

Мой поезд уходит в семь часов. Мне до отъезда еще нужно побывать в одном месте.

Муж внизу, он сию минутку придет. Обождали бы, батюшка?

Сейчас не могу. А пакетик ваш не легкий. Если хотите, могу еще раз заглянуть — по дороге на вокзал?

Вот уж было бы хорошо! Тут вот адрес записан, разберете?

Да, конечно. Только теперь не Морская, а улица Герцена {18}.

Куды нам знать: Герцен, Троцкий, не разберешь их… Посылочку не потеряйте. Привет милой Ольге Павловне.

Да нет, я уж с ней простился. До свиданья. Зайду через полчаса. (Он уходит.)

Марианна возвращается, вяло переходит через комнату, вяло опускается на стул.

Он уехал.

Вы о ком, голубушка?

(Злобно.)Ну и скатертью дорога!

Много на свете дорожек. В мое время одна дорога была — прямая, широкая, а теперь видимо-невидимо развелось — и вкривь и вкось. Треплет нас, ох как треплет! И вот хотите, я вам скажу, откуда все зло берется, откуда зло выросло…

Входит Ошивенский.

Ничего не вышло. Заговорила о полиции. (Садится, стучит пальцами по столу.)

Что-то теперь будет, Господи ты мой…

Только не хнычь.

Я пойду.

Грустная вы сегодня, душенька. Ну, идите, Бог с вами. И у нас не весело.