Семь раз проверь... Опыт путеводителя по опечаткам и ошибкам в тексте

По нашему убеждению, основанному на большом производственном опыте, на стыке этих «двух позиций» чаще всего и образуются зазоры, в которые проникают ошибки и опечатки. Не сегодня возникло беспокойство о том, чтобы внутренняя «разноголосица» не отражалась в худшую сторону на результатах совместного труда.

Ведущая роль в борьбе за точность, естественно, принадлежит тем, кто владеет научным знанием. Исследователи и публикаторы текстов первыми попытались разобраться в хаосе искажений, описок, опечаток и прочих «errata», подрывающих доверие к книге и затрудняющих работу с ней. И тогда удалось сделать капитальное открытие — тексты искажаются согласно некоторым определенным законам.

Для подтверждения этой, теперь общепризнанной формулы французские исследователи Ш. Ланглуа и Ш. Сеньобос собрали и представили веские доказательства. На большом материале они проанализировали причины и условия, ведущие к ошибкам и опечаткам, попробовали их классифицировать и «логически обосновали теорию рациональных приемов, обеспечивающих точность воспроизведения текстов в печати».

«В большинстве общедоступных исторических работ, — писали исследователи, — неизбежны всевозможного рода недостатки, всегда с удовольствием подмечаемые образованными людьми со специальной подготовкой, но с удовольствием, смешанным отчасти с горечью, потому что недостатки эти часто видят только они одни. К таким недостаткам принадлежат: заимствования без указания источников, неточные ссылки, искаженные имена и тексты, цитаты из вторых рук, не имеющие никакого значения гипотезы, поверхностные сопоставления, неблагоразумные утверждения, ребяческие обобщения и самые ложные и спорные мнения, высказываемые спокойно, авторитетным тоном» [ 63, с. 248].

Хотя прошло более трех четвертей века, это утверждение выглядит вполне современным. Правда, Ланглуа и Сеньобос не считали указанные недостатки извечными, они только предупреждали, что от них трудно избавиться.

«Все делают ошибки (по легкомыслию, недосмотру и т.д.). Ненормальность заключается, собственно, в том, что эти ошибки допускаются постоянно, в большом количестве, вопреки самому настойчивому старанию быть точным. Это явление связано, по всей вероятности, с ослаблением внимания и чрезмерной деятельностью непроизвольного (или бессознательного) воображения... Непроизвольное воображение, примешиваясь к умственным процессам, извращает их, заполняет догадками пробелы памяти, преувеличивает или умаляет значение реальных фактов, смешивает их с чистейшим вымыслом и т.д.» [ 63, с. 100]. Авторы добавляют, что источником бесконечных ошибок в литературных произведениях является также поспешность.

Бесспорно, что Ланглуа и Сеньобос одними из первых указали на большое значение личных ошибок, то есть таких ошибок, которые зависят от психофизиологических особенностей, навыков, приемов работы данного лица и носят, к сожалению, довольно устойчивый характер.

Вопрос о личных (иначе говоря, индивидуальных) ошибках важен для всех видов практической деятельности от астрономии до литературы. Нигде влияние этих ошибок не появляется так резко, как в точных науках. Метролог Н.И. Тюрин приводит поучительный рассказ об опыте, проведенном французским ученым Николо для проверки ошибок наблюдателей.

Трем работникам различной квалификации предложили с помощью штангенциркуля определить заданное значение. Чтобы выявить устойчивые результаты, опыт с каждым из них проводился по сто раз. В конце концов оказалось, что у молодого инженера среднее значение ближе к действительному, чем у механика с большим практическим стажем, но у последнего результаты измерений более устойчивы, чем у высококвалифицированного инженера. Если молодой специалист не имел навыка наблюдений, что снижало их точность, то у опытного механика, наоборот, закрепился вредный индивидуальный навык, влекущий за собой систематические погрешности.

«Опыт Николо показывает, — пишет Н.И. Тюрин, — что нельзя забывать о возможностях личных погрешностей даже у самых опытных работников и что эти погрешности могут носить устойчивый характер» [ 111, с. 224] .

Ланглуа и Сеньобос, разумеется, не ставили задачей написать практическое руководство для своих коллег и тем более — справочник по ошибкам и опечаткам. Но мы должны быть благодарны им за то, что они дали своего рода рабочий инструмент, при помощи которого легче определять подлинность фактов, отсекать неточности и ложные утверждения. Затронули они также и вопрос об ошибках переписчиков и типографских опечатках, причем подчеркнули, что далеко не все из них просто смешны или лишены значения, а наоборот, иногда очень коварны и способны ввести в заблуждение читателя. И сегодня для нас актуально их замечание: «Нередко случается, что типографы заставляют нас говорить совсем не то, что мы хотим, и это бывает замечено очень поздно» [ 63, с. 55].

В конце XIX века, когда еще мало применяли теорию вероятностей и не родилась кибернетика, могло показаться настоящим откровением то, что писали Ланглуа и Сеньобос о возможности... предсказания ошибок:

«Большинство случайных ошибок возможно угадать, если знать их обычные формы: нелепость смысла букв и слов, смешение слов, слогов и букв, диттографию (бесполезное повторение букв или слогов), аплографию (когда буквы и слоги, которые должны повторяться, написаны по одному разу), плохое разделение слов, неверную расстановку знаков препинания и т.д.» [ 63, с.60].

Не кажется ли вам, что отсюда рукой подать до путеводителя?

Ученые-текстологи преимущественно сосредоточивались на анализе последовательных фаз работы писателей над рукописями, начиная с набросков плана и черновых вариантов будущего произведения. Тем не менее они не могли игнорировать и последующий, «типографский» путь книги, который выглядел вовсе не укатанным и беспрепятственным. Производственные условия не всегда отвечали желанию донести до читателей выверенный на сто процентов, авторитетно установленный текст классиков или добротно отпечатать произведение современного автора.

Вопрос встал ребром, когда после Октября 1917 года широко развернулось в нашей стране переиздание русских классиков. Тут-то и посыпались, как сор из дырявого мешка, невероятные нелепости, искажения, опечатки, пропуски, путаница, которыми были подпорчены бессмертные творения Гоголя, Лермонтова, Тургенева, Льва Толстого то ли по «милости» царской цензуры, то ли из-за неряшливости и безответственности дореволюционных издателей, но чаще всего по вине малоквалифицированных наборщиков и слабого контроля за их «самодеятельным творчеством». Прежние издания заслуживали настолько мало доверия, что «могучей кучке» редакторов-текстологов пришлось по авторским подлинникам чуть ли не заново восстанавливать текст и готовить к печати «Героя нашего времени» или «Преступление и наказание».

Дела шли бы успешнее, если бы типографии не продолжали иной раз «подставлять ножку» издателям. В частности, почти катастрофа постигла шеститомное собрание сочинений Пушкина, над подготовкой которого трудилась на рубеже двадцатых-тридцатых годов коллегия известных пушкинистов. Как с горечью констатировали сами редакторы, это издание, являвшееся приложением к массовому литературно-художественному журналу «Красная нива», оказалось из ряда вон выходящим по количеству и нелепости опечаток. Редакторам не осталось другого средства для реабилитации своей работы, как рассылать в редакции газет извинительные письма с резкими упреками по адресу типографии.

Зато лишний раз подтвердилась пословица, что нет худа без добра. Сложные пертурбации, успехи и просчеты первых советских изданий классиков заставили начисто отмести поверхностные взгляды, будто воспроизведение рукописи в печати — не более чем заурядная техническая операция. Интересы дела настоятельно потребовали, чтобы методологические достижения в борьбе за точность текстов использовались на всех ступенях, по которым рукопись поднимается к своему коронному завершению — книге.