Семь раз проверь... Опыт путеводителя по опечаткам и ошибкам в тексте

В определенный момент борьба за точность печатного слова действительно требует немалого личного мужества. Оно, в частности, заключается и в том, чтобы из ложной амбиции не настаивать на допущенной ошибке, а согласиться с представленными доводами и честно ее исправить.

Многократно описывалось, какой трудный характер у академика И.П. Павлова. Тем неожиданнее (хотя вполне в духе натуры великого физиолога) то, что рассказывает один из его учеников, впоследствии тоже академик, Е.М. Крепс.

В конце двадцатых годов редакция журнала «Природа» попросила И.П. Павлова предоставить для опубликования его доклад на очередном международном конгрессе физиологов. Ученый согласился. Когда же в редакции стали подготовлять рукопись к печати, то заметили в тексте ряд неточностей. После некоторых колебаний, посоветовавшись с Е.М. Крепсом, секретарь редакции набрался смелости и отправился к знаменитому ученому.

Павлов принял посетителя с явной неохотой, так как разговор отвлекал его от важной работы.

— Так в чем дело? — не слишком любезно спросил он.

Секретарь редакции осторожно заметил, что в статье есть одна фраза, не очень точно выражающая мысль автора.

— Покажите, — сухо сказал ученый. — Ну и что, все ясно.

— Не совсем, — возразил журналист. — Вы, очевидно, хотели сказать вот так? — Павлов подтвердил. — А фразу можно истолковать иначе, вот этак, а это уже будет неправильно.

Павлов немного подумал и вдруг хлопнул себя по лбу.

— Действительно, ведь верно. Как же быть?

Он внимательно выслушал предложенный вариант исправления и согласился сделать правку не только в Указанном месте, но и в другом, третьем. . . Провожая секретаря редакции, он совсем иным тоном, чем в начале свидания, говорил:

— Как я рад, я вам бесконечно благодарен за эту науку. Ведь я много пишу, читаю лекции студентам и, оказывается, допускаю ошибки. Я-то, коренной русак, всю жизнь был убежден, что правильно по-русски пишу, а вот вы, читая незнакомый вам текст, сразу заметили неточности!  [ 59, с. 41-42].

В этом эпизоде выразилась вся личность Павлова, постоянно учившего своих сотрудников, что не надо бояться ошибок. Тот же принцип ученый считал обязательным и для самого себя. Авторитет авторитетом, но истина и точность превыше всего!

Бывают книги такого редкого обаяния, что самый неискушенный читатель находит в них штрихи и оттенки, позволяющие заочно создать портрет автора и проникнуться к нему симпатией. Когда вы читаете книгу Г.Г. Нейгауза «Об искусстве фортепианной игры», то с первых страниц можете составить верное представление о том, кто ее написал, пусть даже вам неизвестно, что это выдающийся пианист, замечательный педагог, большой общественный деятель.

И не каждый сразу поверит своим глазам, когда в предисловии ко второму и третьему изданиям книги прочтет ошарашивающее признание: «На стр. 143-144 у меня определенно неверное высказывание (начиная со слов: „Еще два слова об октавах...“). Я тут — да простится мне — попросту наврал, в чем и признаюсь откровенно. Наврал я в том смысле, в каком один поэт толкует это слово: врать значит, скорее, нести лишнее, чем лгать, говорить неправду» [ 80, с. 9].

Следует пояснить, что речь идет об одной из деталей фортепианной техники — положении рук пианиста на клавишах.  «Прошу читать эту страницу с должной поправкой»,  — предупреждает в предисловии Г.Г. Нейгауз, останаливаясь на некоторых обстоятельствах, помешавших целиком отдаться работе над книгой: «Писал я свою книжку очень понемногу, между делом (а делом была педагогика и концертная деятельность)... Я писал ее приблизительно... три недели в год!» Вероятно, из-за недостатка времени автор и не решился трогать основной текст, а на с. 144 ограничился отсылкой к предисловию, в котором раскрыл суть и происхождение ошибки.

Я заканчиваю настоящую главу в тот период, когда вопросы точности начинают все больше волновать не одних только ученых (ведь точность — это «хлеб науки», без нее не проживешь!), но и литераторов, журналистов, работников полиграфии, да, пожалуй, всех, кто любит книгу и ей доверяет, а таких в нашей стране и во всем мире — сотни миллионов. Точность допустимо рассматривать с разных точек зрения и в различных аспектах — материальном и моральном, экономическом и техническом, практическом и философском. Польза точности признается в литературе (см., например, статью Я.А. Гордина «О пользе точности» [ 37]), а участившиеся ошибки в печатных трудах по литературоведению рассматриваются как абсолютно нетерпимое явление (см. статью И.Г. Ямпольского «Сигнал неблагополучия» [ 141]).

К сожалению, за немногими исключениями, дело ограничивается простой регистрацией фактов, без того чтобы, так сказать, протянуть руку помощи утопающему в море информации и провести его через опасные рифы ошибок, Это тоже своего рода долг перед печатным словом. Не все здесь широко и капитально исследовано, но кто-то же должен начать!

От Пирогова до кибернетики

Пословица уверяет, что человек, ошибаясь, постепенно становится умнее. Поскольку в этой книге нас интересуют исключительно профессиональные ошибки, нет надобности вдаваться в широкие обобщения, большинство которых сводится к крылатому афоризму из «Фауста»: «Кто ищет истины — не чужд и заблужденья».

Выдающийся физиолог академик А. А. Ухтомский писал, что «наша организация принципиально рассчитана на постоянное движение, на динамику, на постоянные пробы и построение проектов, а также на постоянную проверку, разочарование и ошибки. И с этой точки зрения можно сказать, что ошибка составляет нормальное место именно в высшей нервной деятельности» [ 112, с.313].

Выходит, что психофизиология не порицает и не оправдывает наши ошибки, а просто признает их нормальным явлением в умственной деятельности. Из этого следует вывод, что нужно постоянно считаться с возможностью ошибок и прилагать немалые усилия, чтобы своевременно их выявить и обезвредить. Как ни парадоксально, но некоторые ошибки могут быть даже полезными — разумеется, для того, кто способен извлекать из них уроки.

Редкое совпадение: почти в одно время с Пушкиным, который в статье 1836 года «Песнь о полку Игореве» написал: «…Ошибки и открытия предшественников открывают очищают дорогу последователям» [ 91, с. 500], двадцатишестилетний врач из Дерпта, человек обостренной совести и правдивой души, Н.И. Пирогов размышлял о том, как превратить ошибки предшественников в школу практического обучения.

Вот какие замечательные слова предпосланы первому выпуску «Анналов хирургической клиники университета в Дерпте»: «Если здравый смысл нас учит „избегать ошибок“, если упрямый опыт, напротив, подтверждает, что „ошибки неизбежны“, то бесхитростный, беспристрастный пересказ фактов из уст человека, только впервые вступившего на необъятное поле врачебной практики, — причем он сам раскрывает механизм возникновения своих ошибок, — может и будет нам прямо показывать, каким образом можно избежать ошибок и где ошибки неизбежны» [ 86, с. 14].

Достаточно заменить здесь одно слово — «врачебной», чтобы идея Пирогова могла беспрепятственно перейти в любую другую область высшей нервной деятельности — научную и инженерную, литературную и театральную и т.д.

В дальнейшем Пирогов укрепился во мнении, что изучение узкопрофессиональных ошибок врачей может привести к открытию каких-то общих закономерностей. В предисловии ко второму выпуску тех же «Анналов», выражая желание «расширить для наших сотоварищей узкую тропу, ведущую к истине», он писал: «Этого можно достигнуть, По моему убеждению, только в том случае, если тщательно изучить ошибки, допущенные нами при занятии практикой медициной, — более того, возвести их познавание особый раздел науки! Исходя из основанного на изучении духа нашего искусства убеждения в том, что „мы должны ошибаться“, практические ошибки, в том числе и грубейшие, надо рассматривать не как нечто постыдное и наказуемое, а как нечто неизбежное. Надо поспешить признать свои ошибки перед сотоварищами и прежде всего постичь механизм ошибок» [ 86, с. 286].