Возвращение к звездам: фантастика и эвология

Но ведь и от поставленных здесь вопросов нельзя просто отмахнуться.

Притча о системе автоматического наведения

1935 г. Вы узнаете, что гитлеровская Германия разрабатывает ракеты «воздух— воздух» с автоматическим наведением на цель. Вы — грамотный инженер и представляете, как будет выглядеть этот электронный блок на шестернях, реле и вакуумных лампах, запитанных от кислотного аккумулятора. Вы отдаете себе отчет, что система эта громоздка, дорога и ненадежна, что от маневров носителя и толчка при включении двигателя будут вылетать из гнезд лампы, отрываться контакты, заклинивать шестерни. И со спокойной совестью вы докладываете начальству, что практического значения эта разработка не имеет.

Начинается война и оказывается, что все ракеты поражают цель. Наконец, удается захватить неповрежденный экземпляр. Вы вскрываете блок управления и видите примерно то, что ожидали: битое стекло ламп, сломанные шестерни и путаницу оборванных проводов. Однако головка ракеты следит за вашими движениями и отслеживает их, отклоняя рули. Вы пытаетесь разобраться и в конце концов находите среди хлама маленькую черную коробочку сантиметр на сантиметр с двумя десятками выводов, а около нее продолговатый цилиндрик с надписью «Energaizer 1,5 V».

Оперативная информация: хронология «Оснований»

Первый цикл работы над хрониками приходится на 1942–1945 гг. Тогда это были довольно разрозненные микроповести, не представляющие единого Текста.

В период 1949–1953 гг. создается собственно «Foundation» [124]: концепция психоистории, ее рабочие ограничения, схема «двухтактного двигателя» галактической истории с Первым Основанием на Терминусе и Вторым на Транторе. В этот период меняется концепция Второго Основания. Первоначально оно мыслилось, несомненно, как психоисторический «штаб операции», но никоим образом не как самостоятельная политическая сила. Однако уже в третьем романе цикла Второе Основание представлено не столько историками, сколько менталами, способными управлять другими людьми.

Затем следует долгое молчание, и с 1983 г., когда все уже было взвешено и решено, появляется совсем другое Основание, странное и горькое. Основание, в котором вся история, весь гениальный план Селдона представлены лишь наблюдаемыми проявлениями скрытой деятельности Р.Даниэла, который из рассудительного, но, в общем, звезд с неба не хватающего робота (Элайдж Бейли, в котором заметны черты самого Азимова [125], «сделал» его и в «Стальных пещерах», и в «Зеркальном Отражении», и в «Обнаженном Солнце») превращается в некую демоническую фигуру ментала, управляющего Галактикой. Понятно, что в повести «Основание и Земля» Р.Даниэл, проживший к этому времени не одну тысячу лет, выглядит по-иному, нежели в «Стальных пещерах». Но и в поздних (1983–1985) повестях «авроровского цикла» он не слишком напоминает Даниэла времен Космополиса.

Вообще, противоречия между «ранним» и «поздним» Основанием настолько велики, что речь идет уже, в сущности, не об одном, а о двух сериалах с совершенно различными историческими концепциями.

Эгрегоры. Модификаторы поведения

Итак, изучение произведений Азимова наводит на мысль, что между серединой пятидесятых и началом восьмидесятых годов в США «что-то» случилось. И это «что-то», насколько можно судить, отравило Азимову всю радость от триумфального завершения его плана.

Прямой социологический анализ лишь подтвердил эту гипотезу (так, в пятидесятые годы американская экономика была сбалансирована вполне традиционно, обыденными были и эксцессы общественной жизни — маккартизм под тем или иным названием «проходила» всякая великая империя), но не позволил определить семантику случившегося. Я обратился к историческому анализу и формализму причин и следствий.

Необходимо было сформулировать, чем американская культура принципиально отличается (и всегда отличалась) от породившей ее западноевропейской. Эта проблема надолго погрузила меня в мир архетипов, големов, эгрегоров и прочих объектов, принадлежащих частью информационному, частью «тонкому», но не объектному миру.

Големы Лазарчука-Лелика [126] сейчас известны настолько хорошо, что вряд ли есть смысл останавливаться на них, тем более что никаких особенностей, выделяющих американский голем из однотипных, найти не удалось. Совершенно заурядный информационный объект 1-го уровня, при распознавании — жирный и ленивый.

Исследование эгрегориальной структуры [127] привело к парадоксальному результату. Не то чтобы у американцев совсем не было «крыши», но «крыша» эта сводилась к примитивному набору представлений о так называемом «американском образе жизни». В пространстве информационных объектов Штаты если и выделялись из общеевропейского уровня, то в худшую сторону: конструкции, которые удалось идентифицировать, отличались меньшей структурностью и более простым поведением. Я отметил этот факт, первоначально не придав ему большого значения.

К этому времени у меня появились неясные сведения, намекающие на существование информационных объектов принципиально нового класса, — объектов, обобщающих классическое представление об эгрегоре как о присоединенном семиотическом пространстве культуры.

Толчком послужило ехидное письмо Александра Больных [128], человека, хорошо известного как в кругу любителей фантастики, так и среди фанатов военной истории. Больных с прямотой римлянина задавал вопросы, нелицеприятные для всех конструкторов и реконструкторов версий Цусимского сражения. Прочитавши письмо, мне захотелось освежить в своей памяти некоторые материалы.

Я занялся судебными делами по факту сдачи миноносца «Бедовый» и эскадры Небогатова. Надо сказать, что по духу и букве петровского Морского устава сдача в плен кораблей, не потерявших возможности сопротивляться, не может быть оправдана ни при каких условиях. Соответственно, с юридической точки зрения у подсудимых были только две возможности: умолять о снисхождении, уповая на монаршую милость, либо перейти к нападению и клеймить «прогнивший царский режим, пославший их на верную смерть». В последнем случае можно было рассчитывать на поддержку «революционного» общественного мнения. (Конечно, обе линии поведения были несовместимы с личной честью, но, в сущности, само участие в процедуре сдачи уже покрыло подсудимых несмываемым бесчестьем.)

Прочтя все показания по нескольку раз, я оказался и полной растерянности. Создавалось впечатление, что русские морские офицеры: люди, которых я не мог не уважать за ум и образованность, ведут себя как скопище лгунов, тупых и бестолковых, не способных даже мало-мальски согласовать между собой версии случившегося. А уж объяснения, которые они давали своим поступкам… Прокурор, уцепившись за подброшенное ему словечко «машинально», имел все основания возразить Клапье де-Колонгу:

«Думаю, что машинально ни один офицер русского флота приказать изготовить и поднять белый флаг не может, До позора, чтобы такие приказания стали для офицера обычными, мы еще, слава богу, не дожили».

Только в этот момент я осознал, что произошедшее утром 15 мая в Японском море событие, в сущности, очень необычно. Прежде всего я пересмотрел список сдавшихся и сражавшихся кораблей.

Вот три броненосца береговой обороны, невесть как оказавшиеся за тридевять земель от своего естественного театра военных действий. Однотипные корабли, одинаковые биографии, похожие командиры (надо сказать, что крупные боевые корабли создают собственные эгрегоры, при этом у однотипных судов и эгрегоры, как правило, похожи). «Адмирал Ушаков» сражается до последнего снаряда, «Адмирал Сенявин» и «Апраксин» сдаются в плен. «Ушаков» шел один, «Сенявин» — в составе эскадры, сохраняющей преемственность командования. Из девяти миноносцев сдался только один — тот, на котором был адмирал и чины его штаба. Сдался в обстановке, весьма далекой от «окружения превосходящими силами противника». Короче, чем дальше — тем больше создавалось впечатление театральности, сюжетности происходящего. В самом деле, если бы я писал фантастический роман о некоей Русско-японской войне (случившейся, очевидно, в параллельной Реальности), об адмиралах Рожественском и Того, о Цусиме, какая ударная концовка мне понадобилась бы? Да именно эта самая: церемония спуска флага на «Николае» и разговор двух адмиралов в госпитале Сасебо.