Возвращение к звездам: фантастика и эвология

Переслегин С. Б.:

Как я понимаю, ты коснулся этой проблемы дважды. Как писатель, в «Ордене святого понедельника» из «Времени учеников-2». Как издатель, когда принял удивительное решение включить в Собрание обе редакции «Сказки о Тройке». В рамках «современной» (то есть нашей) терминологии в первом («Ангарском») варианте идет речь о борьбе с големом, а во втором («Сменовском») герои пытаются программировать его.

Ютанов Н.Ю.:

Первые книги показали, что, несмотря на параллельное собрание сочинений братьев Стругацких, выброшенное на рынок издательством «ЭКСМО», рынок проглотил наши книги с достаточно большим удовольствием. И проект «Мир Будущего» перерос в полное собрание исправленных и дополненных сочинений. Первым дополнительным томом сразу напрашивался «Понедельник начинается в субботу» и «Сказка о Тройке». Мы впервые воспроизвели под одной обложкой две версии повести «Сказка о Тройке», тем самым открыв удивительную тайну: это два совершенно разных произведения. Одно — оптимистично и конструктивно, другое — едко, пессимистично и призывает к битве с бюрократией. Как это ни удивительно, повести пересекаются только главой о пришельце Константине.

Выбирайте сами…

8. «Термодинамика блуждающих вселенных», или «Теория вероятностной истории»

Переслегин С. Б.:

Концептуально весь проект «История будущего» обосновывался «вероятностной моделью истории», позволяющей связать

 Текущую Реальность с Реальностью «Полдня…».

«Вероятностная история» действительно существует.

Первый набросок этой теории я сделал году в восемьдесят пятом. Тогда я занимался общей теорией систем и применял основные положения этой науки к самым разным объектам и процессам. Соответственно, возникла мысль рассмотреть науку историю как самоорганизующуюся структурную систему и изучить ее имманентные свойства.

В «Эдеме» Ст. Лем вводит ряд новых дисциплин, неизвестных на земле: механохимию, прокрустику и т. п. Возможно, он был первым философом, указавшим на возможные лакуны в древе эволюции разума. Идея эта меня заинтересовала с несколько неожиданной точки зрения: как может быть построена наука, которой нет.

И «вероятностная история» появилась вначале как формальная метамодель. Предположим, что никакой науки «истории» не существует и никогда не существовало. Построим ее, используя современные представления о структуре познания.

Сделать это оказалось не так уж сложно, и к концу восьмидесятых в моем распоряжении был набросок конспекта «метаистории», включающий структуру «уровней исследования» и описание процедур работы с этими уровнями. Разумеется, удалось легко получить метаописания классических «теорий истории», в том числе — истмата.

На этой стадии ни о какой вероятностности истории речь не шла. Вообще я тогда считал, что «Господь в кости не играет». Сейчас мне кажется, что это утверждение необоснованно ограничивает свободу Господа.

Классические теории истории носили абелевый характер. Все они (по процедуре построения) выделяли некий ненаблюдаемый базис: экономика в марксизме, архетипы в модели Юнга, бессознательное в зоопеихологических концепциях. Самым простым способом обобщения классической теории была процедура формального включения в теорию эффекта обратного воздействия «надстройки» на «базис». Совершенно стандартные приемы «зашнуровки» сразу же привели к прямому аналогу квантовомеханического уравнения Шредингера для функции, описывающей состояние общества. И начал разматываться весь квантовомеханический клубок представлений о динамике объектов.

В дальнейшем выход на неоднозначность (вероятность) прошлого удалось получить еще по меньшей мере двумя способами — через термодинамический подход и через соотношение аспектной неопределенности А. Аугустинавичюте.

Можно спорить, характеризует ли неоднозначность само явление (исторический процесс) или только наши знания о нем. Однако в теоретической физике эта проблема решена давно в пользу вероятностности бытия, а не только познания. Поскольку модели по построению эквивалентны, для истории должен быть сделан тот же вывод.

Таким образом, возникла концепция неоднозначности прошлого (и, естественно, будущего). Прежняя «единая и неделимая история, не знающая сослагательного наклонения» стала лишь «состоянием, имеющим наибольшую вероятность реализации» — аналогом классической траектории квантовомеханического объекта.

Эта модель самым естественным образом ложилась на схему миров-Отражений, предложенную Р. Желязны в «Янтарных хрониках» [113]. Теневые миры характеризуются вероятностями реализации — тем меньшими, чем мир «дальше» от нашей реальности. В рамках квазиклассического приближения непрерывная Тень (исторический континуум) рассыпается на дискретный спектр Отражений, из которых значимую вероятность реализации имеют, скажем, первые три. Правомерна постановка вопроса о «точках ветвления», в которых состояния, принадлежащие разным Отражениям, неразличимы. Приобретает практический интерес поиск и изучением «точек ветвления» классического единого исторического процесса.

В таком состоянии «метаистория» существовала следующие несколько лет. Я написал две статьи, прямо посвященные ей или опирающиеся на ее аппарат: «История: метаязыковой и структурный подходы» и «Исторические парадигмы и вероятностные корабли». Они не были опубликованы (и, собственно, не предназначались для этого), однако широко использовались как базисные разработки для цикла, впоследствии названного Н.Ютановым «Око тайфуна» [114].

Первоначальные наброски «Бриллиантовых дорог» также были сделаны в метаисторической квазиклассике — Реальность + Отражения (только в качестве Реальности — мир «Полдня…»). Однако чем больше времени я занимался генезисом будущего Стругацких, тем менее меня устраивал этот, ставший уже стандартным подход.

Собственно, всякие рассуждения о мирах-Отражениях начинаются с заклинания, что следует работать со всем историческим континуумом. Наконец, после десяти лет работы с метаисторией я удосужился поставить вопрос: а что, собственно, такое «исторический континуум» Действительно, «худшим грехом является нелюбопытство».

Этот вопрос все поставил на свои места. Нет никакой выделенной «классической реальности». Есть лишь

 Текущая Реальность,

Своими решениями и поступками он либо утверждает сделанный выбор, усиливая калибровку, либо ставит его под сомнение. Конечно, Текущая Реальность, которая сама по себе является структурной системой, обладает некоторой устойчивостью. Но эта устойчивость не безгранична. Если сомнения перейдут некоторое пороговое значение, калибровка сменится скачком. Мы потеряем одну историю и обретем другую.

Хотелось бы подчеркнуть, что в моих словах нет ничего иносказательного, никакой символики. Их надо понимать самым прямым и непосредственным образом. «Смена калибровки» в истории есть аналог квантового туннельного эффекта в физике. И реальна она настолько же, насколько реален туннельный эффект.

Человеческое сознание (мое во всяком случае) не способно воспринимать исторический континуум иначе, чем через Текущую Реальность и совокупность ее Теней. Иными словами, мы видим лишь одну проекцию каждого исторического события. Фактом существования обладает только само событие, но мы, по-видимому, обречены жить внутри проекции.

Суть вышесказанного проста. Мир «Полдня…», мир, где к концу 90-х годов освоена Солнечная система, конструируются прямоточные фотонолеты и завершается процесс мирового объединения, — это точно такая же проекция, как и наш мир с пьяницей президентом и полной победой товарно-денежных отношений над разумом. Просто кто-то когда-то, выйдя из комнаты, открыл не ту дверь…