Краткий конспект истории английской литературы и литературы США

«Беннетт — не современный писатель. Он старомоден, — писал Джон Уэйн. — Но его стиль, конечно, вернется, ибо интерес к людям, к их жизни, к тому, что значит оказаться на их месте — слишком важная часть арсенала писательских средств, чтобы забыть о нем».

Выдающийся украинский кинорежиссер и писатель А. П. Довженко когда-то написал замечательные слова: «Зритель, если ты чего-нибудь не понимаешь, не думай, что перед тобой непонятная или плохая вещь. Может быть, ты просто не умеешь мыслить. А моя задача — заставить тебя мыслить, когда ты смотришь мою фильму».

Увы. Самому Довженко довелось испытать горечь непонимания не только зрителей, но и критиков, кому уже по роду деятельности надлежало бы внять упомянутому совету великого мастера экрана и слова.

Однако время было таково, что идеология стояла выше правды, выше объективности, а в результате — и выше разума и знания. В нашей критике партийность надолго заменила все перечисленные категории.

Стало хорошим тоном огульно охаивать и все западное, «не наше» — пусть даже речь шла о произведениях и авторах, всемирно прославленных. Впрочем, вероятно, дело тут и в давней русской литературной традиции, а точнее — в традиции русского чтения. Мы привыкли смотреть на писателя как на учителя, проповедника, доходчиво и прямо излагающего свои мысли на примерах простых историй и образов, заряженных той или иной идеей. Когда же мы сталкиваемся с необходимостью быть сообщником автора, в какой-то степени его соавтором, когда мы по воле писателя должны сами догадываться, доискиваться до смысла произведения, когда писатель приглашает нас как бы поиграть словами и образами, полюбоваться ими, как алмазами, переливающимися разными гранями в зависимости от того или иного освещения, — тогда мы говорим, что это «непонятная или плохая вещь», а если нашей интеллектуальной лени есть еще и идеологическое оправдание — то мы чувствуем себя вправе гордо заявить: «Нет, это чуждое нам, непонятное, а стало быть — плохое произведение».

А ведь можно постараться понять! Можно сказать себе: я слишком мало знаю, чтобы рубить с плеча, а вдруг стыдно не понимать того, что признано великим произведением литературы, живописи, музыки, кинематографа! Тогда человек погружается в море дотоле незнакомой дополнительной литературы, ищет объяснения непонятному и ему открываются глубины и дали огромного мира новых знаний...

Чтобы понять то направление литературы, которое принято называть литературой «потока сознания», а в отечественном литературоведении до недавнего времени считалось за правило бранить, причем бранить огульно и нагло, искажая факты, — чтобы разобраться в этой литературе, надобно совершить экскурс в психологию.

Термин «поток сознания» ввел американский психолог Уильям Джеймс. В своих лекциях по психологии он утверждал: «Всякое личное сознание представляет непрерывную последовательность ощущений». Он призывал «к тому, чтобы психологи обращали особенное внимание на смутные и неотчетливые явления сознания и оценивали по достоинству их роль в душевной жизни человека».

Джеймс указывал: «Всякий из нас по-своему разделяет мир на две половины, и для каждого из нас почти весь интерес жизни сосредотачивается на одной из них... Все мы называем эти половины одинаково: „я“ и „не-я“... Никто не может питать одинаковый интерес к своей личности и к личности своего ближнего».

Новое подкрепление положения Джеймса получили в работах великого врача Зигмунта Фрейда и его последователя Юнга, а также в очерках французского философа Анри Бергсона.

В начале XX века принцип «потока сознания» становится литературным методом. В 1916 году начинают появляться первые тома одного из самых длинных в истории литературы романов — «В поисках утраченного времени» Марселя Пруста (Франция). К этому методу примыкает проза Андрея Белого. В английской литературе с этом методом связывают имена Джеймса Джойса и Вирджинии Вулф.

ДЖЕЙМС ДЖОЙС — создатель головокружительной одиссеи сознания.

Джойс родился в Дублине. Когда его отец, налоговый инспектор, спился и потерял работу, мальчику пришлось оставить дорогую школу-интернат, которой заправляли иезуиты, и заняться самообразованием. Это ему удалось, и через два года Джойс поступил в дублинский колледж, которым тоже руководил орден иезуитов. Джойс подумывал о том, чтобы стать священником, но его не устраивал обет безбрачия. В 1902 году колледж был закончен. 16 июня 1904 года Джойс влюбился в необразованную горничную дублинского отеля Нору Барнакл. Они стали жить в гражданском браке и в октябре 1904 года уехали на континент.

Писать Джойс начал еще на школьной скамье. В Триесте, где они жили до 1915 года, Джойс зарабатывал уроками английского языка и писал, не получая за это денег.

В 1915-м Джойс и Нора переехали в Цюрих. Здесь Джойс перебивался случайными заработками от написания рецензий. С 1920-го по 1939-й они жили в Париже и на юге Франции. После долгих лет упорного литературного труда и 26 тяжелых операций по удалению радужной оболочки левого глаза Джойс наконец стал получать деньги за свое творчество. Нора была с ним груба и презирала его за литературную деятельность. Тем не менее она оставалась со своим «слабаком», как она его называла, всю жизнь, родила дочь и по требованию дочери заключила с Джеймсом официальный брак. Еще до Первой мировой войны Джойс написал в известной степени автобиографический роман «Портрет художника в юности». Герой его — художник Стивен Дедалус. Это необычное имя толкуют по-разному. Имя Стивен — от христианского мученика, ибо судьба художника — быть гонимым и непонятым. С другой стороны, имя может происходить от греческого «стефанос» — венок, символ славы художника. Дедал для Джойса — хитроумный мастер, создавший запутанный лабиринт на острове Минос и крылья для своего сына Икара. В романе повествуется об иезуитских учебных заведениях, в которых учится герой и учился сам автор. Решение героя покинуть родину, чтобы создавать прекрасное, автор толкует как акт сильной воли.

После этого романа Джойс написал книгу рассказов «Дублинцы», передав в ней тягостную атмосферу обывательского существования, пошлости и лицемерия.

Задуманный для этого сборника рассказ об одном дне дублинского еврея превратился впоследствии в основу романа, принесшего Джеймсу Джойсу мировую славу. Это был роман «Улисс», который Джойс писал семь лет и который появился в свет 2 февраля 1922 года, в день сорокалетия писателя.

Книга эта необычна и трудна для чтения. Но, хоть комментарий к ней составляет 170 страниц мелким шрифтом, не следует думать, что без этих примечаний роман не будет понят. В нем говорится об одном дне троих главных персонажей, живых людей, с их переживаниями и чувствами, и события, происходящие с героями, пусть и не головокружительные, не могут не заинтересовать читателя. Просто для Джойса важно не рассказать историю, а проследить за работой человеческого сознания, за движениями человеческой души. Джойс говорит в своей книге о жизни, об искусстве, о человеке. Но его влекут загадки и усложнения, намеки и иносказания.

Заглавие романа — это римский вариант имени «Одиссей». Таким образом, Джойс задумал создать свой, современный вариант «Одиссеи».

Действие романа охватывает один день. И дата точно указана: для Джойса она была памятна: 16 июня 1904 года, как уже было сказано, он по уши влюбился в свою Нору. Каждый из 18 эпизодов романа связан с определенным эпизодом «Одиссеи» и имеет название, отсылающее к этому эпизоду. Связь выражается в тематической, сюжетной или смысловой параллели. У многих персонажей романа имеется свой прототип в поэме Гомера.

Место действия романа — Дублин, но оно словно расширяется для автора до размеров земного шара.

Стивен Дедалус перекочевал в «Улисса» из «Портрета художника». Только здесь это преподаватель истории в дублинской гимназии. Другие два главных героя — это агент рекламного отдела одной из местных газет Леопольд Блум и его жена Мэрион. Блум — абсолютный буржуа, не способный к глубоким размышлениям, прозаичный до примитивности.