Русский язык в зеркале языковой игры

Сделаем несколько замечаний о семантике каламбура — самых предварительных, и к тому же «суммарных», то есть не разделяющих строго семантику языка и семантику искусства, которые причудливо переплетаются в каламбуре.

Возьмем слово ПОЛ. Оно весьма «перспективно», поскольку за ним закреплены в языке два омонимичных значения: 1) ‘нижний настил в помещении’; 2) ‘признаки организма, обеспечивающие размножение’. Это — общеизвестно, но этого знания еще недостаточно для создания каламбура, самое трудное заключается в объединении этих далеко отстоящих смыслов каким-то общим смыслом, общей идеей, как это делается, например, в следующей шутке:

Раньше носили платья до пола, а теперь—до признаков пола.

Или в другой, более удачной:

Танцы—это трение двух полов о третий.

В этом псевдонаучном определении происходит шутливая дискредитация танца и танцующих — сведением танца к чисто физическому явлению трения. Что и производит комический эффект.

Е. В. Падучева полагает, что каламбурное высказывание, «допускающее два или несколько осмыслений, которые все “имеются в виду” (в особенности осмыслений, далеких между собой), следует признать семантически аномальным: назначение такого высказывания состоит не в том, чтобы выразить какой-либо из его смыслов, а в том, чтобы обратить внимание слушающего на игру смыслов друг с другом» [Падучева 1982:85]. По сути дела, она отрицает наличие в каламбуре другого смысла, кроме «игрового». С этим трудно согласиться. Если мы видим смысл в общих высказываниях типа Раньше носили платья чрезмерно длинные, а сейчас-чрезмерно короткие, то почему не видеть его в каламбуре Раньше носили платья до пола, а теперь — до признаков пола? В каламбуре выражается, по сути, та же мысль, но выражается гораздо ярче, и, что особенно важно, появляется некий дополнительный смысл. Выше мы сравнили каламбур с двухголовым теленком, поскольку в нем объединяются два значения, выражаемые одинаково или сходным образом. Теперь мы видим, что дело еще сложнее и интереснее: в результате этого объединения появляется некий дополнительный (третий!) смысл. Каламбур — это «трехголовый теленок».

Если смысловой «увязки» созвучных слов или словосочетаний нет—комический эффект пропадает

(1) Слышен свист и вой локомобилей,

Дверь лингвисты войлоком обили.

(2) Угар и чад В огне ведро мадеры.

«Уга!»—рычат во гневе дромадеры.

(3) Далеко в Ригу поезд летит,

Дали ковригу—поест ли Тит?

Приведенные строки (они взяты нами у Л. Тимофеева, Н. Романовой и А. Филиппова) — это весьма изощренная рифма (так наз. панторифма, или голориф-ма), но не каламбур, поскольку во всех этих случаях созвучные строки никак не связаны по смыслу (усилия лингвистов, видимо, не связаны с воем локомобилей, аппетит Тита — с рижским поездом, и уж тем более, мадера — с дромадерами).

Поскольку ядром каламбура являются обыгрываемые слова (обычно тождественные или сходные по звучанию), то в основу семантической классификации каламбура естественно положить характер семантических связей между обыгрываемыми словами. И тогда с достаточной определенностью выделяются три больших группы каламбура (некоторые из них делятся, в свою очередь, на подгруппы): 1) «соседи», 2) «маска», 3) «семья». (Разумеется, эти наименования—лишь ярлыки, метки, удобные при рассмотрении достаточно сложного вопроса.)

1) «Соседи». Часто (особенно на ранних стадиях развития каламбура) авторы ограничиваются простым суммированием смыслов созвучных слов. По такому типу строятся, например, многие каламбуры Д. Минаева. Вот один из них:

На пикнике, под тенью ели Мы пили более, чем ели.

И зная толк в вине и в эле,

Домой вернулись еле-еле.

В каламбурах этого типа нет богатого добавочного смысла, обыгрываемые слова «мирно сосуществуют», мера удачности каламбура связана, главным образом, с его технической сложностью. Ср. приведенный каламбур с каламбуром

Н. Глазкова, относящимся к этому же типу, но более технически сложным и интересным:

На пир в ауле Отцы нам дали Напареули И цинандали

Снова обращаем внимание читателя на то, что без «каламбурной упаковки» стихи Минаева, да пожалуй, и стихи Глазкова были бы заурядным описанием заурядной пирушки.

Однако и в каламбурах этой группы есть добавочный метаязыковой смысл. Нечто вроде: «А еще обратите внимание, что в языке разные слова имеют иногда сходное звучание, и на то, что я, автор, это подметил и сумел объединить их в одном связном тексте». И этот метаязыковой смысл есть в любом каламбуре (в том числе и в более семантически сложных каламбурах двух других групп), и мы не будем более обращать на него внимание читателя, сосредоточившись на других компонентах, тех, которые входят в смысл самого высказывания.

2) «Маска». Для каламбуров этого типа характерно резкое столкновение обыгрываемых слов: первоначальное понимание внезапно заменяется другим, ср:

Он любил и страдал. Он любил деньги и страдал от их недостатка (И. Ильф— Е. Петров, Двенадцать стульев).

В каламбурах этого типа сущность комического, о которой мы говорили во Введении, отражена наиболее ярко, в ее классическом виде. Здесь отчетливо проявляется свойственная шуткам двуплановость, двухчастность, а также характер отношений между частями шутки.

Отношения между частями каламбуров-«масок» бывают двух типов:

a) Обманутое ожидание. Именно по этому типу строится большинство ка-ламбуров-«масок»: слово «прикидывается» одним, а оказывается чем-то другим, агушатель заманивается на проторенный, но ложный путь:

«Не видите—я занят»—надменно произнес туалет (А. Кнышев).

Хорошие фильмы нам дороги, но и плохие подчас дороговаты (Эмиль Кроткий).

Галя теперь убита, а Веру повесили на Доске почета (А. Иванов).

b) Комический шок. Здесь отношения между частями — прямо противоположны описанным выше: явление внешне удивительное оказывается естественным и понятным. Для каламбура-«маски» комический шок менее характерен, чем обманутое ожидание, но все-таки он иногда используется и здесь. Приведем два примера:

...сочинения К—недвижимое имущество его никто не берет их в руки и не двигает с полки в книжных магазинах (по: Рус. лит. анекдот).

...снес яичко поросенок,

— снес его соседке,

Курочке-наседке (Яснов, по: [Береговская 1984]).

Каламбуры двух описанных подгрупп («обманутое ожидание» и «комический шок») близки по смыслу: первоначальное понимание внезапно заменяется другим. Этот тип каламбура («маска») в наибольшей степени соответствует, как мы уже говорили, классическому пониманию комического. Однако в эстетическом (и в лингвистическом!) аспекте не менее интересны каламбуры третьей группы, к рассмотрению которой мы переходим.

3) «Семья». Этот тип каламбура совмещает признаки двух рассмотренных выше групп. Как в каламбуре-«маске», обыгрываемые слова резко сталкиваются друг с другом, однако в этом столкновении нет победителя, второе значение не отменяет первое, и это роднит каламбур-«семью» с каламбурами первой группы (группа «соседи»). Примеры:

(1) Один репортер, будучи на охоте, застрелил утку. Рассматривая убитую птицу, он узнал свою же собственную утку, выпущенную им в прошлом году (журн. «Осколки»).

(2) И в нелетную погоду можно вылететь со службы (Эмиль Кроткий).

(3) Если не успеваешь по математике, физике, химии, английскому, то успевай хотя бы пообедать (ТВ «С утра пораньше»).

(4) Гости подразделяются на приятных, у которых можно занимать, и неприятных, которых надо занимать (Журн. «Стрекоза»).

(5) Разница между верблюдом и человеком: верблюд может целую неделю работать и не пить, а человек—целую неделю пить и не работать.