Вторжение

Потому, когда пришло время погрузки на транспорты, все почувствовали облегчение. Настроение солдат, покидающих негостеприимный берег Болгарии, несмотря на грядущие опасности войны, было приподнятым. Они были готовы плыть куда угодно, сражаться хоть с самим дьяволом, лишь бы этот враг был перед их фронтом. Лучшим зрелищем мог быть только вид скрывающегося за горизонтом берега Болгарии. Будущий генерал Монтодон вспоминал, что 1-я дивизия, «…которая должна сесть на корабль в Варне вместе с английской армией.., с истинным воодушевлением и энтузиазмом радостно готовится покинуть эту проклятую землю». ^{490}

Маршал Сент-Арно писал брату о той радости, с которой войска оставили за кормой кораблей страшную землю Болгарии. «Я потеряю меньше людей, штурмуя Севастополь, чем уже потерял от болезней». ^{491} В письме жене он надеялся, что через месяц сможет закончить кампанию. ^{492}

Болезнь косила не только армию, но и моряков. Французский флот к 3 (15) августа потерял 800 человек, еще 1200 были больны. Смерть так умело делала свое дело, что вскоре стало явным еще одно из самых зловещих опасений — постепенно флот становится все менее и менее готовым вести бой. Насколько мало боеспособны были экипажи кораблей союзников, свидетельствуют цифры — за две недели болезни вывели из строя 600 человек из 2000 человек экипажей двух флагманов французского флота. Особенно тяжело было на трехпалубных линейных кораблях, где на сравнительно небольшой территории скопилась большая масса людей. ^{494} На «Виль де Пари» заболело 140 человек (умерло 40) ^{495}, на «Монтебелло» — 240. ^{496} «Сюффрен» имел на борту 100 больных, 20 умерли. Для французов это было чувствительным. На флоте начинался кадровый голод.

«…Во французском флоте в Крымскую войну ситуация с личным составом была до некоторой степени напряженной. Inscrits, призываемые на службу во второй раз, выражали свое недовольство. Жалованье было достаточно приличным для 20-летнего холостяка — но взрослый женатый моряк вряд ли был доволен, когда его по levee extraordinaires призывали на службу, так как понимал, что в этом случае денег вряд ли хватит, чтобы спасти его семью от нужды. Конечно, inscription могла превратиться в тяжелое бремя. Государственная материальная поддержка семей и частная благотворительность поспособствовали тому, чтобы мнение моряков о финансовой стороне проблемы в 1854–1855 годах изменилось, и мобилизация продолжилась. Но даже и после этого ощущалась нехватка людей: проблема была не в нежелании служить, а в недостаточном количестве моряков во Франции». ^{497}

Если армия была готова хоть сию минуту бежать на корабли, то у моряков было свое иное мнение. Многие из начальников не решались начинать погрузку, опасаясь, что на кораблях болезнь никого не оставит в живых. ^{498}

АНГЛИЙСКИЙ КОНТИНГЕНТ

У англичан начало эпидемии не отличалось от французов. Подполковник Лайсонс назвал эпидемию холеры событием, нарушившим монотонный распорядок жизни армии вторжения. Он писал, что однажды утром к нему в палатку явился с докладом сержант и доложил, что один из солдат, направленный накануне в госпиталь, болен холерой. Это подтвердил помощник полкового врача. На следующий день больных было пятеро, трое из них умерли. Потом еще четверо. ^{499} Прогрессия быстро становилась арифметической…