Великая Отечественная на Черном море. часть 2 (СИ)

По анализу последующих событий можно с уверенностью сказать, решение это было поспешным и необоснованным: при оставлении на плацдарме Петрова и Моргунова Октябрьский приложил бы максимум усилий для эвакуации, что он не сделал, оставив заложником ситуации никому неизвестного генерала Новикова. Сталин не простил бы ему так же легко гибель генерала Петрова. При оставлении Петрова во главе группировки были бы сохранены все каналы связи, обеспечивавшие управляемость войск, и уже тем сохранена требуемая при эвакуации организация. При оставлении на плацдарме Моргунова не была бы до срока взорвана 35-я, продержались бы дольше 19-я и 14-я батареи… С другой стороны, останься на плацдарме Петров с Моргуновым, – даже при условии успешной эвакуации (что в сложившейся обстановке было очень маловероятно), они стали бы основными свидетелями обвинения в суде над Октябрьским, покинувшим плацдарм, а так они стали «пожизненными подельниками» адмирала…

Обстоятельства оставления 35-й батареи генералом Петровым подробно описал Владимир Карпов в повести «Полководец». Ничего не добавляя, проанализируем сказанное.

«Придя на свой командный пункт, Петров сказал Крылову:

– Вызовите весь командный состав дивизий и полков. Будем эвакуироваться. Крылов не понял командующего. Петров добавил: Подробнее скажу на совещании. Мы уходим из Севастополя. Вы – со мной, на подводной лодке…».

Маршал Крылов был умнейший и мудрейший человек, иначе и не стал бы маршалом. Было в нем что-то от его не менее известного однофамильца – баснописца Крылова. Приказ о вызове командного состава дивизий и бригад был им лично передан на командные пункты секторов вечером 29-го июня, о чем имеется немало свидетельств. И об этом мы уже вели речь. Кто мог отдать подобный приказ? Инициатива адмирала Октябрьского, пославшего телеграмму в Москву, в которой генерал Петров назначался старшим военачальником в Севастополе, изначально предполагала сохранение всей армейской структуры. О какой эвакуации тогда могла вестись речь?

Во-первых, при оставлении в Севастополе командарма, автоматически с ним оставался основной состав штаба. Командиры дивизий и полков и помыслить не могли бы о возможности покинуть своего начальника… И в то же время, начиная с утра 30 июня командиры, начиная от капитана до полковника, выполняя приказ штаба армии, начинают прибывать в район 35-й батареи в ожидании эвакуации… Только за этот приказ, отданный до официального разрешения эвакуации, командующего СОР уже следовало судить. Ведь именно убытие со своих КП командного состава секторов, дивизий и бригад способствовало фактическому развалу обороны. При пристрастном анализе этого факта авторитетной, полномочной комиссией, мало бы не показалось и Петрову с Крыловым.

«Воспоминания» (?) военачальников, чувствующих за собой немалые грехи, – пишутся в надежде, что, жалеючи, их поддержат бывшие «благодарные» (?) подчиненные. Так, и в нашем случае. «Вспоминает» полковник в отставке И.П. Безгинов, в то время капитан, офицер оперативного отдела штаба армии: «Меня вызвал вечером Крылов, сказал: Иди к командующему. Я вошел в комнату генерала. Петров был мрачен и сосредоточен, голова его дергалась. «Садитесь, будем писать приказ»… Приказ: противник овладел Севастополем. Приказываю: Командиру Стодевятой стрелковой дивизии генерал-майору Новикову возглавить остатки частей и сражаться до последней возможности, после чего бойцам и командирам пробиваться в горы, к партизанам».

Мы совсем недавно знакомились с официальной версией последнего приказа по армии, отданного Петровым. Было там что-то о партизанах, о горах? Вот то, что отпечатанный и подписанный приказ был сразу роздан командирам дивизий (благо, что все они были собраны на совещание в потерне батареи – Б.Н.) – это очень существенный момент, – именно копия приказа, а не пропуск на подводную лодку, давали право командирам дивизий и бригад, покинуть гибнущую армию.

С адмиралом Октябрьским все ясно,– его действия и поступки в тот вечер слишком красноречивы, их можно не комментировать. Но вот как генерал Петров решился оставить свою гибнущую армию? Вдова члена военного совета армии Чухнова, со слов покойного мужа, вспоминала: «…Отдав последний приказ, Петров ушел в свой отсек. Он находился там один довольно долго. Член Военного совета Иван Филиппович Чухнов стал беспокоиться и, подойдя к двери, приоткрыл ее и заглянул. И вовремя! Если бы не чуткость этого человека, мы лишились бы Петрова. В тот момент Петров, лежа на кровати лицом к стене, расстегивал кобуру. Чухнов быстро вошел в комнату и положил руку на плечо Петрова… Петров сел. Глаза его блуждали. Он поискал пенсне, чтобы лучше видеть Чухнова, но не нашел, порывисто встал, одернул гимнастерку, поправил ремни и застегнул кобуру».

Для того, чтобы с большей достоверностью описать события этой тагической ночи воспользуемся почасовой хронологической таблицей.

1 июля 1942 года.

00 ч 00 мин. Спецподразделение особого назначения ЧФ – группа (рота) «017» организовала охрану высшего командного состава и выдачу пропусков на эвакуацию, которые подписывали Октябрьский и Петров.

Вот очередное свидетельство того, что все действия Филиппа Сергеевича Октябрьского были продуманы и выверены. Обсуждение основных кандидатур на первый (и последний) этап эвакуации производилось Октябрьским, Кулаковым и Чухновым, а подписи на пропусках поставили Октябрьский и Петров.

01 ч 00 мин. Вице-адмирал Октябрьский (в гражданском плаще и засаленной кепке в целях маскировки), Кулаков, Кузнецов, Ермилов спускаются в подземный переход 35-й ББ и по правой подземной потерне переходят в правый КДП (командно-дальномерный пост откуда под охраной спецгруппы «017» на автомашинах попадают на аэродром и в 01.30 на «СП-84» убывают в Краснодар.

01 ч. 30 мин. Военный Совет Приморской армии: И.Е. Петров и И.Ф. Чухнов, П.А. Моргунов, а также Н.И. Крылов, К.С. Вершинин и другие спускаются в подземный переход ББ-35 и по левой подземной потерне переходят на посадку в буксир.

Мы уже вели речь о том, что согласно опубликованным данным и архивным документам из Краснодара в Севастополь в ночь на 1 июля 1942 года вылетело 16 самолетов ПС-84 («Дуглас»). Три из них, потеряв ориентировку, вернулись. Остальные 13 самолетов доставили 23,65 т боеприпасов и 1221 кг продовольствия и вывезли 232 человека, в том числе 49 раненых и 349 кг важного груза.

Посадка на подводные лодки Л-23 и Щ-209 командования Приморской армии, штабов СОРа и армии, руководства города проходила более организованно, хотя и не обошлось без эксцессов. Около 1 часа 30 минут ночи 1 июля 1942 года Военный совет Приморской армии в составе Петрова, Моргунова, Крылова, Чухнова и командиров штаба армии, штабов соединений, командиров соединений и комиссаров спустились по винтовому трапу в левый подземный ход-потерну 35-й батареи и затем, пройдя ее, вышли на поверхность земли через левый командно-дальномерный пост вблизи спуска к рейдовому причалу. Было относительно тихо. Противник продолжал вести беспокоящий огонь из орудия с Северной стороны по аэродрому и всему Херсонесскому полуострову. Причал охранялся автоматчиками из состава отдельного батальона охраны 35-й береговой батареи. На прибрежных скалах и в непосредственной близи от причала к тому времени собралось множество неорганизованных военных и гражданских людей.

Подполковник Семечкин, начальник отдела укомплектования Приморской армии рассказывал: «Мы шли на посадку на подводную лодку. Я шел впереди Петрова. В это время кто-то из толпы стал ругательски кричать: «Вы такие-разэдакие, нас бросаете, а сами бежите». И тут дал очередь из автомата по командующему генералу Петрову. Но так как я находился впереди него, то вся очередь попала в меня. Я упал...». Обстановка не исключала, что помимо диверсанта мог стрелять и наш военнослужащий, потерявший самообладание.