Инновационная сложность

В заключение уместно привести высказывание Канта: «Наши представления должны быть уже даны раньше всякого анализа их, и ни одно понятие не может по содержанию возникнуть аналитически. Синтез многообразного (будь оно дано эмпирически или априори) порождает прежде всего знание, которое первоначально может быть еще грубым и неясным и потому нуждается в анализе; тем не менее именно синтез есть то, что, собственно, составляет из элементов знание и объединяет их в определенное содержание. Поэтому синтез есть первое, на что мы должны обратить внимание, если хотим судить о происхождении наших знаний» [130]. Посвящение этой своей книги Кант начинает словами: «Содействовать росту наук – значит трудиться в собственных интересах».

Эту истину неплохо бы глубоко постичь нашим государственным мужам, радеющим о благе Отечества. Говоря словами Екклесиаста, «время разбрасывать камни» уходит в прошлое, и ему на смену приходит «время собирать камни». Между тем, и доныне в университетах на просторах СНГ полно факультетов системного анализа, а также Институтов и Центров такого же профиля (имитация перехода к так называемому «системному мышлению»), но почти нигде нет аналогичных учреждений системного синтеза, т. е. того единственного, что еще Кантом было осознано в качестве источника знаний, а тем более это справедливо сегодня в условиях информационного общества – общества знаний.

Наука на стыке тысячелетий принимает совершенно иной облик, даже по сравнению с тем ее состоянием, в котором она пребывала еще в прошлом столетии. Теория и практика освоения сложностей объективного мира, общее решение проблемы качества сложных систем и их проектирования, гармонизации и оптимизации разнообразия на основе закона развития меры, конструирования сущностных основ человека, поиск надежных критериев диагностики нормы и патологии экологических систем – эти и другие проблемы и вытекающие из них задачи прежняя наука решать не в состоянии. Она три века не может решить так называемую задачу трех тел. Что уж говорить о задачах, выдвинутых временем. Сегодня «динамика глобализации является самым важным политическим вызовом сложности для будущего человечества… сложность ведома многокомпонентной динамикой. Политики и экономисты забыли, что существуют также этнические и религиозные, психологические и социальные силы, которые могут определять всю динамику нации в критической точке неустойчивости» [131].

Если ставить целью решение задач, обозначенных в названии этого раздела, то первое, ключевое звено здесь, с чего следует начинать стратегическое направление в их решении – человек, и прежде всего молодой человек, от ребенка младенческого возраста до состояния взрослости. И дети, и те, кто их воспитывает и обучает, должны быть окружены максимальным вниманием, поскольку именно те, кого и как мы растим и воспитываем сегодня будут демонстрировать адекватное отношение к судьбам своей родины завтра и в более далеком будущем. Образцового отношения к детям достаточно много в мире, чтобы, наряду со всем тем позитивным, что было десятилетиями и столетиями достигнуто в славянском мире, позаимствовать и там необходимый в данном отношении опыт образования и воспитания. Помимо прекрасного наследия Древних Греков с их образовательно-воспитательной системой [132] под названием ПАĤДЕĤЯ (кстати, ей был посвящен 20-й философский конгресс, прошедший в США), это и Финляндия, и Япония, и ряд других государств, где дети издревле составляют предмет первостепенной заботы и внимания, развиваются свободно и получают достойное образование. Реализация принципов свободы слова, мировоззренческого выбора, совести, убеждений предполагает тотальную, круговую толерантность – уважительное, терпимое отношение к разным формам и способам поисков целей и смыслов жизни, формирование внутренней цельности личности в стремлении ее к высоким идеалам.

Есть все основания полагать, что именно она, такая стратегия воспитания и образования, очеловечив человека, позволила бы кратчайшим образом научно обеспечить ускорение и устойчивость развития его и общества на магистральном пути в будущее, сохраняющем общечеловеческие, христианские и национальные ценности, которые представляет собою любовь, сострадание, милосердие, покаяние, как составляющие гуманистической морали и жизнеутверждающего мировоззрения. В синергийном их соединении это обеспечивало бы раскрытие созидательного потенциала и творческой энергии каждого, способствуя гармоничному развитию личности во всей совокупности ее позитивных ценностных ориентаций и устремлений. А в конечном счете – способствовало бы созиданию человека полномерно специфицированное о, в зависимости от доминирования в нем одного из четырех его базовых субстанциальных качеств – разума, чувств, веры, воли [133]. Преобладание в человеке одного из таких атрибутов, как антропоцентрических измерений личности, определяет тип его сущности: человек рациональный, человек волевой и т. д. Неким образом это перекликается с психосоматическими типами: флегматик, меланхолик и пр. Они, эти собственные атрибуты человека, наличествуя в различных удельно-весовых позициях в каждом конкретном человеке в качестве измерений его антропоморфной сущности, его подлинного достоинства и креативного типологического профиля, при необхо-диалом и безусловном наличии какого-то из них в качестве доминанты, способны послужить поприщем для развертки и углубления личностного «Я». Ими определяется не только характер культуры человека, но и специфика индивидуальной программы подготовки его к креативной жизнедеятельности как своего естественного бытия в самом будущем обществе, в которое, говоря словами Маркса, оно переходит ныне, т. е. самопроцессирует из своей предыстории в свою собственную историю не Общества Глобализма, насквозь пронизанного извращенными меркантильными интересами, отношениями вульгаризованной рациональности, а Общества Планетарного Единства как Глобального Ноосферизма и Гармонизма.

Концепция Гегеля узловой линии мер вошла во все учебники логики и теории эволюции систем. Развитие меры, как его видел Гегель, есть процесс универсальный для всей природы, состоятельный для самых различных типов взаимодействия, без сколько-нибудь значительных исключений. Надо сказать, что и поныне Гегель остается крупнейшим исследователем, внесшим наиболее заметный вклад в постановку проблемы меры и закона ее становления, а также в прогнозирование и возможную оценку ее разрешимости в будущем развивающейся наукой. Его успехи в исследовании этого процесса, разумеется с коррекцией на тот уровень развития научного знания, впечатляют и не могут не вызывать восхищения. Он видел в будущем необходимость раскрытия твердых (или, как он их называет, «прочных») отношений меры в живой природе, связывая с ними надежду на исследование функциональных особенностей организмов – нормы и патологии. «Члены животного организма, – подчеркивал он, – имеют меру, которая, как простое определенное количество находится в отношении к другим определенным количествам других членов; пропорции человеческого тела суть прочные отношения таких определенных количеств; естествознанию еще предстоит проникнуть в связь таких величин с органическими функциями, от которых они целиком зависят» [134]. К настоящему времени, к началу III тысячелетия, выкристаллизовалась одна несомненная истина: закон развития меры есть закон степеней. Это и подтвердило нередко интуитивные прозрения Гегеля о том, что развитие меры совершается «согласно некоторому степенному закону» [135]. В этом смысле ситуацию с законом развития меры как законом степеней, что уже было сказано, разглядел еще Лейбниц: «Нужен новый раздел логики, который занимался бы степенями вероятности». Но не создал тут развитой теории, хотя и мог.