История ислама

Войско было по крайней мере спасено от полнейшего истребления. Все же пришлось потерять в этом сражении при мосте 4000 павших на поле битвы или погибших в волнах Евфрата; 2000, потерявшие окончательно голову, бежали без оглядки до самой Медины. Они сами устыдились своего поступка, но Омар был настолько благоразумен, что обошелся с ними довольно мягко. Во всяком случае беглецы образумились и поняли, что их место там, под командой бедуина. А тот тем временем делал все, что мог, пока они не вернулись наконец с новыми подкреплениями, которые успел, напрягши всю энергию, собрать Омар и послать немедленно же в Ирак. Конечно, следует приписать счастливому случаю, что Бахман, получив известие о новых волнениях в Ктезифоне, должен был вернуться в резиденцию и не мог воспользоваться плодами своей победы; тем временем арабский военачальник не упустил случая заполнить поспешно пробелы маленького своего войска. Довольно далеко от Евфрата, во владениях византийских, кочевало арабское племя Бену Намир; Мусанне посчастливилось, невзирая на то что они были христиане, убедить их примкнуть к мусульманскому войску. И снова заняли арабы страну на запад от реки. Когда же подоспели большие подкрепления из Медины, Омар, конечно, предоставил ему главноначальствование, и этот испытанный воин бьш в состоянии смело выступить против неприятеля, который к тому времени снова начал понемногу подвигаться (14 = 635). Соперничавшие вельможи Ктезифона, по-видимому, на некоторое время помирились, и один из потомков Михрана, одного из семи знаменитейших персидских дворянских родов, переправился через Евфрат с 12000 человек. Мусанна выжидал терпеливо неприятеля за одним из западных каналов Евфрата у Бувейба, вблизи Хиры, предоставив на этот раз действовать самим персам. Михран, как кажется, не знал о числе мусульман и рассчитывал встретить слабые их остатки после сражения у моста. Он совершил ту же самую ошибку, как и Абу Убейд: переправился через канал в виду неприятельского войска и напал на ожидавших его по ту сторону арабов. Персы сражались на этот раз особенно храбро, и, несмотря на это, победа склонилась на сторону правоверных благодаря преимущественно храброй сдержанности намиритов. Желая довершить поражение врага, приказал Мусанна одному летучему отряду разрушить мост в тылу. Этот маневр чуть не стал гибельным: лишенные отступления, бросились персы с отвагой отчаяния на наступающих, и снова закипел бой. Сам Мусанна упрекал себя потом, что подверг мусульман новым, совершенно излишним потерям, но сражение все-таки кончилось полным истреблением неприятельского войска: почти никто из персов не спасся. Такое значительное поражение раскрыло глаза персам. Они увидели, что полумерами нельзя сломить необычайного упорства, с которым дерзкие аравитяне, и прежде довольно часто предпринимавшие свои набеги, решились ныне продолжать их, по-видимому, непрерывно. Поэтому Рустем решился собрать предварительно серьезные военные силы, чтобы неотразимым натиском и одним ударом положить конец утомительной пограничной войне. Мы уже не раз указывали, что внутреннее положение персидского государства представляло великие препятствия для подобного рода предприятия. Поэтому понадобилось более года, прежде чем новое ополчение, собранное частью в отдаленных провинциях, могло достигнуть столицы. Этим моментом относительного покоя арабы воспользовались как нельзя лучше. По всему Междуречью и дельте Евфрата и Тигра, на пространстве около 80 миль, считая от оконечности Персидского залива вверх, шныряли по всем направлениям и грабили конные отряды, занимая один город за другим, до самого Тигра выше Ктезифона. В то же самое время положили они начало твердой оседлости в покоренной стране, заложив у нынешнего Шат-аль-Араба, главного рукава соединенных Евфрата и Тигра, крепость Басру [158]. Широкое русло становится здесь доступно для морских судов; вот почему место это стало впоследствии средоточием всей морской торговли исламского государства, с основанием же Багдада при Аббасидах — естественной гаванью резиденции халифов. Так как персы в соседней Хурейбе имели крепостцу и арсенал, то Басра, укрепленная, служила также естественным прикрытием Аравии и южной Вавилонии от вторжений из Хузистана и исконных земель Персии. Защита этого важного поста с гарнизоном в 800 человек вверена была Мугире Ибн Шу’бе.

В середине 15 г. (летом 636), доносил предусмотрительный и осторожный Мусанна в Медину, около Ктезифона (или Мадаин, как называли этот город арабы) собираются войска, необыкновенно многочисленные. Великая армия Рустема, собранная из всех частей государства, начинала мало-помалу формироваться. Ввиду начавшегося отныне движения между Евфратом и Тигром передовых персидских войск, умный араб, по своему обыкновению, стал стягивать отовсюду свои конные отряды и, сконцентрировав войска, начал медленно снова отступать на Хиру. Под прикрытием Евфрата поджидал он неоднократно просимое подкрепление. Омар решил напрячь все силы. Громадные полчища с юга Аравии, которые теперь только решился он пустить в ход, заколыхались по направлению к Ираку. Был это народ бесшабашный, лишь благодаря грубой силе подчиненный исламу; но эти люди давно уже, еще когда персы владычествовали в Йемене, хорошо знали, что Ктезифон вмещает в себе такие сокровища, каких бедуинам не могло и присниться. Вот что воодушевляло этих южан, как две капли воды схожих со старым разбойничьим атаманом Амр Ибн Ма’дикарибом, а также с ужасным изменником Аль-Аш’асом Ибн Кайсом, что действовало на них, пожалуй, в той же мере, как надежды на рай — на набожных сподвижников пророка. Эти вспомогательные войска находились под командой одного из старейших и вернейших сподвижников Мухаммеда, Са’да Ибн Абу Ваккаса. Вследствие снова возникших сомнений насчет правоспособности Мусанны этого Са’да назначили и главнокомандующим над всем войском. Между Хирой и пустыней расположена была главная его квартира; сюда же примкнул и отступающий перед Рустемом Мусанна. По совету последнего, выжидал новый главнокомандующий спокойно приближение персов. Мудрый бекрит понимал всю великость опасности, а Са’д оказался благоразумнее, чем Абу Убейд в несчастном сражении у моста. Толпы за толпами прибывали ежедневно к арабам; их направлял Омар отовсюду в Ирак. Момент оказался действительно роковым для персов: 20 августа 636 г. была разбита наголову византийская армия в стране на восток от Иордана, и все набираемое на полуострове ополчение отсылалось отныне на театр войны против персов. Даже гарнизон Басры, под предводительством Мугиры, был тоже откомандирован к Са’ду, а в Сирию послано было повеление сейчас же после сдачи Дамаска вернуть назад отделенных прежде от иракской армии 3000 человек.

Благой совет, преподанный Мусанной новому главнокомандующему, был последней услугой, оказанной делу ислама этим великим полководцем. Силы его окончательно были надорваны безграничным напряжением четырехлетней непрерывной борьбы, в течение которой он не был в состоянии ни на минуту вздохнуть: всюду брал он на себя почин в самые трудные и ответственные моменты. Доконали его окончательно многочисленные раны, полученные им в сражении у моста, ни разу как следует не успевшие затянуться. Он умер накануне сражения, так блестяще завершившего его начинания. В уважение к его памяти Са’д объявил торжественно, что по прошествии законного срока женится на вдове его Сельме; понятно, сделал он это, чтобы перенять влияние умершего героя на обожавших его безгранично бедуинов. Этим выражал он также, что признавал ясно заслуги Мусанны; но почти все остальные правоверные сильно грешили пред памятью знаменитого бекрита, не отдавая ему должной справедливости. Во всех преданиях, например, этот бедуин ставится ниже остальных сподвижников пророка. Насколько понятны причины этого явления, настолько же и постыдны. Лишь благодаря новейшим исследованиям [159] отдана наконец этому замечательному мужу доля справедливости. Если в гениальности полководца он, может быть, несколько уступал Халиду зато во всем остальном далеко его превзошел, и на эту историческую личность не падают те черные тени, кои легли густою полосой благодаря дикости и жестокости на характер «меча божия». Не менее отважный, сколь и предусмотрительный бекрит всегда выигрывал сражения; если же благодаря посторонней оплошности бой угрожал окончиться несчастием, он моментально решался: жертвовал собой, спасал от погибели все войско и прикрывал упорно отступление. Как молния, быстро бросался на неприятеля, подстерегая зорко всякую возможность удачи; перед превосходными силами неприятеля умел медлительно отступать и, действуя постоянно таким образом, довел до того, что в течение долгих трех лет сумел держаться стойко против всей, хотя бы и обуреваемой внутренними беспорядками, но все же грозной силы великого персидского царства, располагая притом средствами иногда до смешного малыми. Он добился наконец того, что с падением византийского владычества в Сирии возможно было халифу несколько месяцев спустя нанести окончательный удар и на втором театре войны. Вся поверхностность исторических взглядов мусульман выказалась здесь вполне: в подобном выдающемся герое они не могли ничего лучшего отметить, как один незначительный факт, что при развалинах Вавилона он умертвил собственноручно огромного слона.