Основы тибетского мистицизма

Поэтому не человек Гаутама был возведен в статус Бога, а именно "божественное", обозначающее потенциальность реализации Человека. Этим ценность божественного никоим образом не умаляется, а даже наоборот: из абстракции она стала живой Реальностью, из объекта ума – переживаемой Реальностью. Таким образом – это не схождение на низший уровень, а подъем с уровня более низкой на уровень более высокой Реальности.

Поэтому Будды и Бодхисаттвы не уподобляются тем богам, которые олицетворяли силы природы или другие физические качества, воспринимавшиеся примитивными людьми только исключительно в зоо- или антропоморфных образах, но они являются прототипами тех состояний высшего знания, мудрости и гармонии, которые были реализованы в человечестве и будут реализовываться впредь.

Безотносительно к тому, воспринимаются ли эти Будды как последовательно появляющиеся во времени исторические и конкретные существа (как в палийской традиции) или как вневременные образы или архетипы человеческого ума, представляемые в медитации и потому называемые Дхьяни-Буддами, – они не являются аллегориями запредельных совершенств и недостижимых идеалов, а представляются в своей полноте как видимые и переживаемые образы духовного совершенства в человеческой форме. Мудрость может стать для нас Реальностью лишь тогда, когда она воплощена в жизнь и стала частью человеческого существования.

Учителя Великой Колесницы, и в особенности Тантрической Ваджраяны, всегда старались подчеркнуть это, ибо они осознавали опасность голых абстракций з духовной жизни. Эта опасность еще более реальна в высокоразвитой философии, подобной той, какой была Шуньявада, с которой была связана глубинная психология йогачаров и виджнянавадинов.

2. АНТРОПОМОРФИЧЕСКИЙ СИМВОЛИЗМ ТАНТР

Отвлеченность философских концепций и умозаключений требует постоянной коррекции прямым опытом, практикой медитации и деталями повседневной жизни. Антропоморфический элемент в Ваджраяне появился поэтому не от недостатка понимания (как это было в случае примитивного человека), а наоборот, от сознательного желания перейти с чисто умозрительных позиций к прямому осознанию Реальности. Этого можно достигнуть не установлением убеждений, идеалов и целей, основанных на разуме, а только сознательным проникновением на те уровни нашего ума, которые не могут быть постигнуты логическими умозаключениями и рассудочной мыслью.

Такое проникновение и трансформация возможны только под воздействием силы внутреннего видения, где прообразы или архетипы есть формирующие причины нашего ума. Подобно семени, они погружены в плодородную почву нашего сверхсознания, чтобы вызвать к жизни и развернуть свои потенциальности.

Можно подумать, что такое видение чисто субъективно и в нем нет ничего высшего, однако слова и идеи тоже еще не есть высшее, а опасность отождествиться с ними весьма велика, так как слова имеют тенденцию к ограничению и узости, в то время как переживание и символы истинных видений являются тем, что живет, растет и созревает внутри нас. Они указывают и вырастают за пределы самих себя. Они слишком нематериальны, слишком "призрачны", слишком уклончивы, чтобы стать застывшими, или "вещественными", и вызвать отождествление. Они не могут быть ни "схвачены", ни определены, ни точно описаны. Они имеют тенденцию расти и перерастать из конкретных форм в бесформенные, в то время как то, что находится вне мысли, имеет противоположную направленность: оно застывает, уплотняется в безжизненные концепции и догмы.

Субъективность внутреннего видения не признает их (догмы) за реальную ценность. Внутреннее видение – не галлюцинация, поэтому его реальность есть реальность человеческой психики. Они – символы, в которых воплощено высочайшее знание и благороднейшие стремления человеческого ума. Визуализация их представляет собой творческий процесс духовной проекции, посредством которой внутренний опыт переводится в видимые формы, что можно сравнить с творческим актом художника, чьи субъективные идеи, эмоции или видения преобразуются в объективной работе искусства, которое имеет собственную реальность, независимую от творца.

Но как художник должен достичь совершенства в средствах выражения и использовать различную техническую помощь для достижения законченного выражения своей идеи, точно так же и духовные люди должны владеть возможностями своего ума и использовать некоторые технические средства, чтобы через свое видение распознать силу и ценность Реальности. Его технические средства есть янтра, мантра и мудра: параллелизм видимого, слышимого и ощущаемого, то есть того, что можно почувствовать. Они – показатели ума (читта), речи (вак, вача) и тела (кайя).

Здесь термин "янтра" используется в значении мандала (тиб. дКйил-'кхор) – систематической упорядоченности символов, на которой основан процесс визуализации. Она, вообще говоря, может иметь форму четырех-, восьми- или шестнадцатилепесткового лотоса, образующего исходную зрительную точку медитации.

Мантра (тиб. гЗунгс, сНгагс) – это слово, священный звук, передаваемый от Гуру к ученику во время ритуала посвящения и в процессе духовной практики. Внутренние вибрации, вызванные этими священными звуками и их ассоциациями в сознании практикующего, пробуждают его ум к переживанию высших измерений.

Мудра (тиб. Пхйаг-ргйа) – телесный жест (в основном руки), сопровождающий ритуальное действие и священное слово, а также внутренняя позиция, подчеркиваемая и выражаемая этим жестом.

И только немного скоординировав все эти факторы, практикующий сможет создать свое духовное творение и реализовать свое видение. Оно не является чем-то подобным эмоциональному экстазу или буйному и неограниченному воображению, это сознательно направляемый духовный процесс творчества в направлении к Реализации, в котором больше нет места случаю, неопределенным эмоциям или путаным мыслям.

"Старая буддийская идея, что действия, осуществленные посредством тела, речи и мысли (кайена, вачайя, удачетаса), являются в то же самое время запредельными, насколько и творящими карму, вследствие выражения человеческой воли, получила новое значение в Ваджраяне. Это соответствует новому убеждению относительно огромной важности ритуальных действий: координации действий тела, речи и ума (мысли) дает возможность практикующему (садхака) ввести себя в динамику сил вселенной и сделать их послушными для своих целей" (Н. von Glasenapp, 1936).

Динамичные силы вселенной тем не менее не являются чем-то отличным от сил человеческой души, и осознание, преображение этих сил в своем уме – не только для собственного блага, но и для блага всех существ – цель буддийских тантр.

Буддист не верует в независимое и отдельное существование внешнего мира, в чьи динамичные силы он может интегрироваться. Внешний и внутренний мир для него – только две стороны одной и той же ткани, где все нити сил и событий, всех форм сознания и его содержания вплетены в неразрывную сеть бесконечных взаимообусловленных отношений.

Слово "тантра" относится к понятию "сотканного" и его производных (нить, пряжа, ткань), намекающему на переплетенность всех вещей и событий, взаимозависимость всего, что существует, непрерывность взаимодействия причин и следствий как в обычной жизни, так и в духовном традиционном развитии, которое подобно нити, пролагающей свой путь через ткань истории и индивидуальные жизни. Писания, вошедшие в Буддизм под именем тантрических, всегда имеют мистическую природу, так как они устанавливают внутреннюю связь вещей: тождество микрокосмоса и макрокосмоса, ума и вселенной, ритуала и реальности, мира материи и мира духа.

Это сущность тантризма, поскольку он развивался с логической необходимостью, вытекающей из религиозной практики последователей виджнянавады и йогачары (первые подчеркивали больше теоретический или философский, вторые – практический аспекты одной и той же школы Буддизма Махаяны. Подобно гигантской волне тантрические воззрения на мир пронеслись над всей Индией, проникая в Буддизм и индуизм, модифицируя их и стирая многие их различия.