Сакральное искусство Востока и Запада. Принципы и методы

Архивольты и перемычка портала обильно покрыты орнаментом. На двух концах перемычки видны два чудовища; их раскрытые пасти извергают завитки, которые обвиваются вокруг больших орнаментов из роз вдоль перемычки. Этот мотив удивительно напоминает индуистскую иконографию макара на торана. [117] Была ли индуистская модель передана через исламское искусство, от которого, во всяком случае, произошли основные пропорции двери, ее стрельчатая форма и дольчатый контур дверных косяков? Скульптуры на центральной колонне также имеют свои восточные прообразы. Мотив перекрещивающихся львов через исламское искусство восходит непосредственно к шумерскому; он вызывает в памяти композицию королевского трона, форма которого находит отражение в характерных «львиноподобных» чертах складных средневековых сидений. Индуистская иконография также хорошо знакома с «львиным сидением» ( симхасана), традиционной формой Божественного трона. [118] Гений скульптора из Муассака проявляется в идее расположения друг над другом трех взаимозависимых пар львиц: одна пара поддерживает другую – таким образом как бы возникает игра статических равновесий, отражающая вынужденное равновесие грозных сил природы (рис. 26). Звездообразные узоры трех орнаментов в виде роз завершаются лотосовыми бутонами, вьющимися над ними. Эти орнаменты оформляют узор из шести переплетенных зверей; весь созерцательный менталитет, реализм и оптимизм средневековья выражены в этой скульптуре. Три «этажа» трона львиц, несомненно, имеют свой смысл; они выражают иерархию сотворенных миров. Контраст между чудовищами на центральной колонне и чудесным видением Христа на тимпане глубоко знаменателен: престол божественной Славы, который откроется в конце времен, когда «эпохи» завершат свой цикл и время сольется в одновременность вечного дня, – этот престол, или опора, есть не что иное, как космос в его конечном равновесии, обусловленном полным объединением всех природных контрастов. То же самое справедливо в отношении микрокосмического порядка: опорой божественного озарения является равновесие всех страстных сил души, natura domptata, в алхимическом смысле слова.

Рис. 26. Центральная колонна южного портала церкви аббатства в Муассаке

Индуистская иконография – портал Муассака снова и снова возвращает нас к ней – включает в себя две формы божественного трона: «львиное сидение» символизирует покоренные космические силы, тогда как «лотосовое сидение» ( падмасана) выражает совершенную и восприимчивую гармонию космоса. [119]

Это свойство не является исключительной особенностью торана, которая, будучи отраженной в портале Муассака, вызывает эти сравнения; сами скульптуры, отражающие величие и священническую красоту Христа, являются не меньшим напоминанием о пластическом искусстве Индии. Подобно ему, они имеют нечто от расцветающего лотоса, они очаровывают отвлеченной смелостью своих иератических жестов, как если бы они были одухотворены ритмом сакрального танца. Это неоспоримое сходство, возможно, нельзя объяснить каким-либо формальным контактом между двумя искусствами, хотя известные особенности орнаментации могут навести на мысль о подобном контакте; связь, о которой идет речь, является духовной и, следовательно, внутренней, а на этом уровне возможно всякое совпадение. Не может быть сомнения в том, что портал в Муассаке обнаруживает несомненную и невольную созерцательную мудрость; азиатские элементы в декоре, возможно, переданные через исламское искусство Испании, не представляют сути, лежащей в основе рассматриваемой связи, они только способствуют подтверждению и как бы кристаллизации этой связи.

IV

Итак, было установлено, что план храма, являющийся уменьшенным подобием космоса, строится путем «фиксации» в пространстве небесных ритмов, которые упорядочивают весь видимый мир. Этот перенос циклического порядка в порядок пространственный обусловливает также и функции различных дверей святилища, расположенных по кардинальным направлениям. [120]

Королевский портал Шартрского собора (рис. 27) с тремя пролетами, открытыми к западу, обнаруживает три различных аспекта Христа, которые являются также аспектами самого храма, отождествленного, фактически, с телом Христа. Пролет слева, расположенный к северу от центрального, посвящен Христу, возносящемуся в Небеса; пролет справа, к югу от центрального, посвящен Богородице и Рождеству Христа; центральный пролет, подлинные «царские врата», представляет Христа во Славе, согласно апокалиптическому видению св. Иоанна. Таким образом, две ниши, слева и справа, соответственно соотносящиеся с северной и южной сторонами церкви, представляют, согласно символике «врат» солнцестояния – врат зимы и врат лета, – небесную и земную природу Христа. Что касается центрального пролета, он всегда символизирует единственную дверь, выходит за пределы контрастов цикла и открывает Христа в Его Божественной Славе, предстающего как Судья всего сущего в окончательном слиянии этого «времени» во вневременном.

Рис. 27. Королевский портал Шартрского собора. Центральная часть

Изображение Христа во Славе, окруженного тетраморфом, заполняет центральный тимпан. Эта композиция ясна и лучезарна; уравновешенность миндалевидного ореола Христа и слегка стрельчатой арки тимпана кажется живой, как если бы композиция умиротворенно дышала, разрастаясь от центра и вновь сокращаясь к центру. Четыре и двадцать восседающих на престолах коронованных старцев Апокалипсиса заполняют своды, будучи отделены от тимпана рядом ангелов; на дверной перемычке изображены двенадцать апостолов [121].

Изображения, высеченные на колоннах пролетов, представляют пророков и царей Ветхого завета; некоторые из них, несомненно, являются также прародителями Христа. Весь этот пояс, аналогичный прямоугольной «земной» части храма, соответствует, таким образом, древнему Закону, который, с христианской точки зрения, подготовил пришествие «Слова, ставшего плотью».

Изображение вознесения Христа на тимпане левого пролета находится в согласии с традиционной иконографией. Христос возносится в облаке, поддерживаемом двумя ангелами; другие ангелы нисходят с облаков, подобные вспышкам молнии, и возвещают о событии собравшимся апостолам. На сводах высечены знаки Зодиака, чередующиеся с изображениями календарных работ, что подчеркивает небесный характер бокового пролета, его расположение с северной стороны от главной двери, связанное с «вратами Небес» ( janua coeli), зимним солнцестоянием (рис. 28).

Рис. 28. Тимпан левой ниши

В группе изображений тимпана правого пролета доминирует статуя Богородицы с Младенцем, восседающих на престоле и непосредственно обращенных к зрителю, – между двумя архангелами, раскачивающими кадила, в соответствии с византийской традицией (рис. 29). Их движение, подобное движению голубей в полете, контрастирует с величавой неподвижностью Богородицы, находящейся между ними. Композиция этого тимпана противоположна композиции вознесения Христа, в которой ангелы изображены наклоненными наружу, подобно падающим лепесткам цветка. Под этой группой, изображающей Богородицу и архангелов, одновременно строгой и исполненной радости, двумя горизонтальными поясами расположены следующие сцены: Благовещение, Встреча Марии и Елизаветы, Рождество Христово и Введение во храм. Самый нижний участок тимпана, который отделен от перемычки, занят изображением возлежащей Богородицы; на ровном покрове над ее ложем находится колыбель с Младенцем. Эту необычную особенность можно объяснить параллелизмом трех расположенных друг над другом групп. В самом нижнем поясе Богородица, лежащая горизонтально под новорожденным Младенцем, символизирует совершенное смирение, а следовательно, и чистую пассивность Универсальной Субстанции, materia prima, всецело восприимчивой к Божественному Слову. В поясе, следующем непосредственно над этим, младенец Иисус, стоящий прямо на алтаре храма, подчеркивает аналогию между Богородицей и жертвенным алтарем; еще выше, в арке тимпана, Богоматерь, восседающая на троне и держащая на своих коленах Младенца, аналогична Матери Мира – смиренной основе всех созданий и в то же время их возвышенной субстанции, как выражено Данте в его хорошо известной молитве, адресованной Богородице: «Vergine madre, figlia del tuo figlio, umile ed alta più che creature…» (Paradiso, XXXIII i sqq.) [122].