Как мы принимаем решения

Сначала принять эту идею может быть нелегко. Мы, разумеется, полагаем, что такие решения требуют аналитической точности рационального мозга. Пытаясь разобраться в сложной ситуации, мы уверены, что должны сознательно обдумать представленные варианты, хорошо поразмышлять над разными моделями машин или сравнить все возможные диваны в IKEA. С другой стороны, простые ситуации обычно считаются подходящими для эмоций. Вы можете позволить своей интуиции выбрать основное блюдо для ужина, но вам не придет в голову позволить ей выбрать вам новую машину. Вот почему средний американец тратит тридцать пять часов, сравнивая модели автомобилей, перед тем как решит, какую покупать.

Однако общепринятая точка зрения на процесс принятия решений ошибочна. Как раз простые проблемы — обычные математические задачи повседневной жизни — лучше всего подходят для сознательного мозга. Эти простые решения не будут ошеломлять префронтальную кору. Более того, они настолько просты, что они обычно сбивают с толку эмоции, которые не знают, как сравнивать цены или высчитывать шансы руки в покере. (Когда люди в таких ситуациях полагаются на свои чувства, они совершают ошибки, которых можно было бы избежать, например, из-за отвращения к потере или арифметических ошибок^[33].) А вот сложные проблемы требуют вычислительных мощностей эмоционального мозга, суперкомпьютера сознания. Это не значит, что вы можете просто моргнуть и сразу понять, что делать, — даже бессознательному требуется немного времени для обработки данных, — однако это наводит на мысль о том, что существует лучший способ принятия сложных решений. Выбирая диван или имея на руках таинственный набор карт, всегда прислушивайтесь к своим чувствам. Они знают больше вас.

3

Майкл Бингер начал выигрывать чемпионаты по покеру, как только понял, что игра не сводится просто к математической задаче. Хотя он и физик, привыкший выискивать количественные шаблоны в большинстве вероятностных систем, Бингер в результате обнаружил, что не может просто провести расчеты и ожидать, что его рука выиграет. Ему также нужно было знать, когда численных вычислений окажется недостаточно. «Я уже какое-то время могу определить вероятность выигрыша покерной руки, однако до недавнего времени я всегда не слишком успешно выступал на Мировой серии, — говорит Бингер. — Думаю, что уровень во всех остальных областях, во всем том, что нельзя измерить количественно, набирается постепенно».

Это прозрение позволило Бингеру увидеть карточную игру такой, какова она есть, а не такой, какой он хотел ее видеть. Он больше не делал вид, что есть какое-то универсальное решение покерной задачи. Игра была слишком сложной и непредсказуемой, чтобы просчитывать ее с помощью статистики. Бингер пришел к пониманию того, что разные ситуации требуют разных способов мышления. Иногда ему приходилось играть, опираясь на статистику. А иногда ему приходилось доверяться своей интуиции.

Это понимание относится не только к покеру. Рассмотрим, к примеру, финансовые рынки. Уолл-стрит часто сравнивают с азартными играми — как и Лас-Вегас, это то место, где везение может играть такую же важную роль, как и логика, — и когда нужно принимать решения, это сходство может многое объяснить. И покер, и инвестиции являются по сути стохастическими процессами, требующими от людей действий в условиях неполной информации. Никто не знает, как рынок отреагирует на последние экономические данные или какая карта появится на ривере. Никто не знает, будет ли Федеральная резервная система понижать процентные ставки в следующем квартале и блефует ли игрок с большой стопкой фишек. В таких ситуациях единственный способ добиться успеха в долгосрочной перспективе — использовать обе мозговые системы в соответствующих ситуациях. Мы должны думать и чувствовать.

Несколько лет назад Эндрю Лоу, профессор экономики из MIT, подключил десять валютных спекулянтов и биржевых маклеров из брокерских фирм к сенсорам, которые отслеживали их пульс, кровяное давление, температуру и электропроводимость кожи. Эти признаки коррелировали с эмоциями: сильные чувства способствуют учащенному пульсу. К концу дня биржевые маклеры приняли более тысячи финансовых решений, рискуя более чем 40 миллионами долларов. Будь эти профессиональные инвесторы сугубыми рационалистами, как предполагает экономическая теория, их органические реакции должны были бы быть исключительно спокойными. Однако когда Лоу посмотрел на полученные данные, он обнаружил, что при принятии решений у инвесторов потели ладони и скакало давление. Большинство финансовых сделок сопровождалось приливами чувств.

И это вовсе не обязательно плохой признак. Подавляющее большинство эмоциональных решений оказались прибыльными. То, что у биржевых маклеров увлажнялись ладони или пугались мозжечковые миндалины, не означало, что они вели себя «иррационально». Более того, Лоу обнаружил, что маклеры принимали самые худшие решения, когда их эмоции не проявлялись или, наоборот, были слишком сильны. Чтобы принимать правильные инвестиционные решения, мозгу нужен прилив эмоций, но они должны также находиться в контакте с рациональным анализом. Те инвесторы, которые были слишком взбудоражены или которые полагались исключительно на логику, чаще совершали ужасные ошибки. «Одним из наблюдений, полученных в результате нашего опыта, — говорит Лоу, — является тот факт, что сильные эмоциональные реакции на финансовые прибыли или потери на самом деле могут приводить к обратным результатам. С другой стороны, слишком сдержанные эмоциональные реакции также могут быть опасны. Существует идеальный диапазон эмоциональных реакций, в котором обычно умеют держаться профессиональные торговцы ценными бумагами, и понимание этого, по нашему мнению, могло бы пойти на пользу отдельным инвесторам». Лучшие инвесторы, как и лучшие игроки в покер, могут найти этот важнейший ментальный баланс. Они постоянно используют одну систему мозга для того, чтобы улучшить работу другой.

Взгляните на Бингера. С одной стороны, он всегда использует префронтальную кору, чтобы допросить свои эмоции, чтобы сознательно задать вопросы своему бессознательному интеллекту. Это не означает, что он игнорирует свои чувства, — он не совершает ошибки клубничного джема — но это значит, что он делает все для того, чтобы избежать очевидных эмоциональных оплошностей, которые игроки в покер называют тилтом. «Мне кажется, — говорит Бингер, — что никогда не лишнее подумать пару секунд о том, что я чувствую. В большинстве случаев я все равно буду действовать так, как велит мне интуиция, но иногда я могу поймать себя на том, что собираюсь сделать глупость».

Рассмотрим руку из первого дня соревнований. Бингер пытался не рисковать, но в результате проиграл большую стопку фишек, когда кто-то побил его пару валетов на ривере. К счастью, Бингер знал себя достаточно хорошо, чтобы понять, что такой проигрыш может вызвать опасные чувства, связанные с отвращение к потере. «Желание получить свои фишки обратно в этот момент настолько сильно, — говорит Бингер, — что ты невольно начинаешь рисковать сильнее, чем нужно». В такие моменты префронтальная кора Бингера восстанавливает контроль над его игровыми решениями, не давая ему совершить импульсивные ошибки. «Я напоминаю себе, что нужно играть осторожно и сосредотачиваться на подсчете вероятностей». Не надо идти ва-банк со слабыми картами.

Подобные ситуации показывают значимость префронтальной коры. Рациональные части мозга обладают уникальной способностью отслеживать чувства, используя вожжи познания для того, чтобы не дать лошадям пуститься в дикий галоп. Как ни странно, именно в те моменты, когда эмоции кажутся наиболее убедительными, — когда мозг полностью убежден в том, что нужно идти ва-банк — вы должны потратить дополнительное время и поразмыслить над эмоциональным решением. Заставить себя обдумать альтернативные возможности и сценарии. Именно поэтому после Войны Судного дня израильская разведка добавила еще одно аналитическое подразделение. «Если игра кажется простой или очевидной, значит, ты где-то ошибся, — говорит Бингер. — Игра никогда не бывает простой. Всегда нужно задавать себе вопрос: «Что я пропустил?»»