Межпоколенческая коммуникация

Кабанов (вздыхая, в сторону). Ах ты, господи. (Матери.) Да смеем ли мы, маменька, подумать!

(«Гроза», диалог взрослого сына с пожилой матерью

Коммуникативное поведение критически настроенного родителя можно описать как «автоматически оценивающее, ироничное, порицающее, наказывающее, обвиняющее, ищущее виновного, приказное, авторитарное, запрещающее, догматичное, претендующее на правоту, указывающее как правильно, проводящее границы» (Гойхман, Надеина 2006, 218). Типичными интонациями для подобного доминантного коммуникативного поведения оказываются следующие: «громко или тихо, твердо, высокомерно,⁷ насмехаясь, иронически, цинично, саркастически, остро, ясно, с нажимом» (Там же). Постоянные поучения приносят удовлетворение поучающему, который, в силу разницы в статусе, в возрасте и семейной позиции, часто не задумывается об эффективности такого общения или же о степени удовлетворения, которое от подобного общения получает собеседник:

Кабанова. Что ты сиротой-то прикидываешься? Что ты нюни-то распустил? Ну какой ты муж? Посмотри ты на себя! Станет ли тебя жена бояться после этого?

Кабанов. Да зачем же ей бояться? С меня и того довольно, что она меня любит.

Кабанова. Как зачем бояться! Как зачем бояться! Да ты рехнулся, что ли? Тебя не станет бояться, меня и подавно. Какой же это порядок-то в доме будет? Ведь ты, чай, с ней в законе живешь. Али, по-вашему, закон ничего не значит? Да уж коли ты такие дурацкие мысли в голове держишь, ты бы при ней-то, по крайней мере, не болтал да при сестре, при девке; ей тоже замуж идти: этак она твоей болтовни наслушается, так после муж-то нам спасибо скажет за науку. Видишь ты, какой еще ум-то у тебя, а ты еще хочешь своей волей жить.

Кабанов. Да я, маменька, и не хочу своей волей жить. Где уж мне своей волей жить!

Кабанова. Так, по-твоему, нужно все лаской с женой? Уж и не прикрикнуть на нее и не пригрозить?

(«Гроза», диалог взрослого сына с пожилой матерью)

Приспосабливающееся коммуникативное поведения сына характеризуется следующими чертами: «ощущение стыда, чувство вины, осторожное, боязливое, сдержанное, опасливое, думающее о последствиях, требующее одобрения, впадающее в отчаяние, беспомощное; обиженное, покорное, скромное, неуверенное, подавленное, предъявляющее повышенные требования к себе, жалующееся» (Гойхман, Надеина 2006, 219). С точки зрения интонации коммуниканты в подобной роли обычно говорят тихо, нерешительно, прерывающимся голосом, плаксиво, подавленно, сокрушенно, подобострастно, нудно или жалуясь что особенно характерно для ригидных и интровертных собеседников.

5. Общение между взрослыми детьми и пожилыми родителями

Общение между детьми и пожилыми родителями является актуальной, а иногда и болезненной темой. Известно, что в США около 90 % пожилых людей имеют взрослого ребенка или взрослых детей и около 80 % из них поддерживают регулярные контакты со взрослыми детьми (Cicirelli 1981; Nussbaum et al. 1995). Во многих случаях это общение проходит не с глазу на глаз, а по телефону, и, в последнее время, по электронной почте. Это объясняется тем, лишь около 15 % людей в возрасте 65 лет и старше живут в одном доме или в одной квартире со своими взрослыми детьми (Ward et al. 1992). В американском обществе существует миф о якобы безразличном отношении взрослых детей к своим пожилым родителям и о попытках как можно скорее избавится от каких-либо обязанностей по отношению к пожилым родителям, сдав их в дом для престарелых. Приведенная статистика опровергает этот миф. Из 80 % пожилых людей, которые поддерживают связи и общение со своими уже взрослыми детьми, большинство делает это в течение многих лет жизни. Этому длительному коммуникативному контакту между родителем и взрослым ребенком сопутствуют и такие явления, как проявление любви друг к другу, взаимная забота, навыки по избеганию выражения враждебного настроя, достижение определенного консенсуса в вопросе о жизненных ценностях, представлениях и мнениях, — все это складывается в картину, отражающую высокую степень коммуникативного приспособления друг к другу.

Высказывается мнение о том, что и взрослые дети и их пожилые родителя, часто используют определенную форму приспособительной самоцензуры (Williams et al. 2001, 153), с тем чтобы поддерживать солидарность и избегать конфликтов. Каждая сторона знает, каких тем лучше не касаться в разговоре, и какая форма коммуникации может вызвать раздражение или негодование со стороны родного человека. Перед приходом в гости взрослая дочь звонит приглашенным и заранее предупреждает: «Только не говорите с папой о ситуации с льготными лекарствами — у него тут же давление повышается, и может удар хватить». У А. Н. Островского есть прекрасная иллюстрация к этому явлению: в драме «Гроза» хорошо известный самодур Дикой постоянно предупреждает своих собеседников о том, чтобы те не заводили с ним разговоры на тему денежного долга, т. к. это тут же вызывает его справедливый и бурный гнев.

Родители, и в пожилом возрасте, нередко сохраняют по отношению к детям подход, который сформировался у них много лет назад, в период социального взросления и становления детей. Нередко, это авторитарный стиль общения, при котором безапелляционный тон и единоличные решения родителей, навязываемые детям, становятся наиболее характерными его чертами:

Мухояров (Барабошеву). Давно я вас приглашаю: пожалуйте в контору; потому — хозяйский глаз... без него невозможно...

Барабошев. Не в расположении. (Матери.) Маменька, я расстроен. (Мухоярову.) Мне теперь нужен покой... Понимай! Одно слово, и довольно. (Матери.) Маменька, я сегодня расстроен.

Мавра Тарасовна. Уж слышала, миленький, что дальше-то будет?

Барабошев. Все так и будет, в этом направлении. Я не в себе.

Мавра Тарасовна. Ну мне до этих твоих меланхолиев нужды мало; потому ведь не божеское какое попущение, а за свои деньги, в погребке или в трактире, расстройство-то себе покупаете.

Барабошев. Верно... Но при всем том и обида.

Мавра Тарасовна. Так вот ты слушай, Амос Панфилыч, что тебе мать говорит!

Барабошев. Могу.

Мавра Тарасовна. Нельзя же, миленький, уж весь-то разум пропивать; надо что-нибудь, хоть немножко, и для дому поберечь.

Барабошев. Я так себя чувствую, что разуму у меня для дому достаточно.

Мавра Тарасовна. Нет, миленький, мало. У тебя и в помышления нет, что дочь — невеста, что я к тебе третий год об женихах пристаю.

Барабошев. Аккурат напротив того, как вы рассуждаете, потому как я постоянно содержу это на уме.

Мавра Тарасовна. Да что их на уме-то содержать, ты нам-то их давай.

Барабошев. Через этих-то самых женихов я себе расстройство и получил. Вы непременно желаете для своей внучки негоцианта?

Мавра Тарасовна. Какого негоцианта! Так, купца попроще.

(«Правда хорошо, а счастье лучше», разговор сына средних лет с пожилой матерью)

Существуют вполне объективные обстоятельства, оказывающие давление на чувство солидарности, которое испытывают взрослые дети и их пожилые родители по отношению друг к другу. Особенно это давление очевидно в тех случаях, когда пожилые родители нуждаются в постоянной опеке и высокой частоте общения. И взрослые дети, и их пожилые родители, с одной стороны, стремятся к солидарности, а с другой, хотят иметь известную автономию (Bengston et al. 1991). Постоянное общение с немощным и больным родителем не позволяет поддерживать автономию и может вызывать раздражение и озлобление («На свою жизнь времени совсем не хватает, а тут с тобой возись!»), а недостаточное общение и недостаточный уход вызывает у некоторых взрослых детей чувство вины и стыда. Нередко подчеркивается, что неформальное общение и помощь пожилым родителям в кругу семьи превышает формальную помощь, оказываемую социальными работниками, волонтерами, домами для престарелых (Cicerelli 1991). Однако возникает дилемма и для взрослых детей, и для их пожилых родителей. Если ты постоянно общаешься и заботишься о матери или отце, то рискуешь потерять собственную независимость. Если же на первом месте стоит беспокойство о собственной независимости, то может возникать чувство стыда или сожаления от того, что не уделяешь должного внимания немощным родителям. Так впрочем и пожилые родители вынуждены искать тонкую границу между желанием видеть и общаться со взрослыми детьми и получать от них необходимую помощь, а с другой стороны не перегружать детей своим обществом и общением.