Межпоколенческая коммуникация

Круглова. А бранить мать после не будешь?

Агния. Слова не услышите.

Круглова. Ах ты, золотая моя! Ну, так вот что я тебе скажу: как идти мне сюда, я у себя в спальне помолилась, на всякий случай; вот, помолившись-то, и подумаю.

Агния. Подумайте, подумайте; а я ожидать буду себе...

Круглова. Что тебе долго ждать-то, мучиться?..

Агния. Погодите, погодите, я зажмурю глаза. (Зажмуривает глаза.)

Круглова. Хоть весь свет суди меня, а я вот что думаю: мало будет убить меня, если я отдам тебя за него.

Агния. Ох, отлегло от сердца.

(«Не все коту масленица», разговор матери и дочери)

В диалоге матери и дочери, Кругловой и Агнии, в пьесе «Не все коту масленица», где обсуждаются матримониальные планы, наблюдается связанный характер коммуникации, при котором, хотя позиционная иерархия и имеет место («а вот что, маменька! Я никогда к вам не ластилась, никогда своей любви к вам не выказывала; так я вам ее теперь на деле докажу. Как вы сделаете, так и хорошо»), однако обе стороны проявляют понимание, терпимость и готовность к компромиссам. Доверительность и психологическая близость, типичные для связной коммуникации, также проявляются в использовании большого количества уменьшительно-ласкательных форм: маменька, Агничка, сердчишко.

Коммуникативные конфликты и споры между дочерьми и матерями происходят как при связанном, так и при осложненном типе коммуникации. Основные приемы коммуникативного поведения в споре обычно сводятся к следующим: выражение каких-либо просьб или требований, в частности, просьбы или призывы изменить поведение, выражение отказа в ответ на нежелательную или неприемлемую просьбу или требование, высказывание собственного мнения, высказывание несогласия с чем-либо, выражение негативных чувств и ощущений, а также ответ на критику с чьей-либо стороны:

Лидия. Что же он пишет?

Надежда Антоновна (нюхая спирт). Он пишет, что денег у него нет, что ему самому нужно тысяч тридцать, а то продадут имение; а имение это последнее.

Лидия. Очень жаль! Но согласитесь, maman, что ведь я могла этого и не знать, что вы могли пожалеть меня и не рассказывать мне о вашем разорении.

Надежда Антоновна. Но все равно ведь после ты узнала бы.

Лидия. Да зачем же мне и после узнавать? (Почти со слезами.) Ведь вы найдете средства выйти из этого положения, ведь непременно найдете, так оставаться нельзя. Ведь не покинем же мы Москву, не уедем в деревню; а в Москве мы не можем жить, как нищие! Так или иначе, вы должны устроить, чтоб в нашей жизни ничего не изменилось. Я этой зимой должна выйти замуж, составить хорошую партию. Ведь вы мать, ужели вы этого не знаете? Ужели вы не придумаете, если уж не придумали, как прожить одну зиму, не уронив своего достоинства? Вам думать, вам! Зачем же вы мне-то рассказываете о том, чего я знать не должна? Вы лишаете меня спокойствия, вы лишаете меня беззаботности, которая составляет лучшее украшение девушки. Думали бы вы, maman, одни и плакали бы одни, если нужно будет плакать. Разве вам легче будет, если я буду плакать вместе с вами? Ну скажите, maman, разве легче?

(«Бешеные деньги», упреки 24-летней дочери в адрес пожилой матери)

Как уже отмечалось, в семьях со связанным типом коммуникации взрослые дочери и их матери эмоционально близки, и активно поддерживают общение, не придерживаясь семейной позиционной иерархии (мать — дочь). Казалось бы, XIX в. предъявлял более жесткие требования к соблюдению семейной иерархии в общение, однако пьесы А. Н. Островского служат убедительной иллюстрацией, что это происходило далеко не всегда:

Агния. Погода-то! Даже удивительно! А мы сидим. Хоть бы погулять куда, что ли!

Круглова. А вот, погоди, дай срок, сосну полчасика, пожалуй, погуляем.

Агния. Кавалеров-то у нас один, другой — обчелся, гулять-то не с кем.

Круглова. А кто виноват? Не мне же ловить для тебя кавалеров! Сети по улицам-то не расставить ли?

Агния. Разве вот Ипполит зайдет.

Круглова. И то, гляди, зайдет; день сегодня праздничный, что ему дома-то делать! Вот тебе и кавалер; не я искала, сама обрящила. Вольница ты у меня. Ты его как это подцепила?

Агния. Очень просто. Шла я как-то из городу, он меня догнал и проводил до дому. Я его поблагодарила.

Круглова. И позвала?

Агния. С какой стати!

Круглова. Как же он у нас объявился?

Агния. Позвала я его, да после. Стал он мимо окон ходить раз по десяти в день; ну, что хорошего, лучше уж в дом пустить. Только слава.

Круглова. Само собой.

Агния. Все говорить?

Круглова. Да говори уж заодно.

Агния (равнодушно и грызя орехи). Потом он мне письмо написал с разными чувствами, только нескладно очень...

Круглова. Ну? А ты ему ответила?

Агния. Ответила, только на словах. Зачем вы, говорю, письма пишете, коли не умеете? Коли что вам нужно мне сказать, так говорите лучше прямо, чем бумагу-то марать.

Круглова. Только и всего?

Агния. Только и всего. А то что же еще?

Круглова. Много очень воли ты забрала.

Агния. Заприте.

Круглова. Болтай еще.

(«Не все коту масленица», беседа 20-летней дочери и 40-летней матери)

Не слишком-то настойчивые понукания Кругловой в разговоре с дочерью («Много очень воли ты забрала» ... «Болтай еще») не воспринимаются всерьез, а, скорее, лишь как дань принятым нормам. Убедительность при ведении спора зависит от ряда характеристик. Например, люди с высокой социальной тревожностью менее убедительны (Leary et al. 1995; Gudleski et al. 2000), т. к. обычно стремятся произвести сильное впечатление, но одновременно сомневаются в своих возможностях достичь желаемого результата. Не менее важна степень недовольства ситуацией, по поводу которой возникает спор. Как отмечается в специальном исследовании (Lundgren et al. 2000), убедительность в споре зависит от важности обсуждаемого вопроса и силы негативных эмоций, который возбуждает этот вопрос:

Марья Андреевна. Что это вы, маменька, делаете? Посылаете Платона Маркыча по присутственным местам женихов искать! Это уж бог знает что такое!.. И ни слова об этом не скажете; это уж обидно даже. Ах, маменька, что вы со мной делаете!

Анна Петровна. Никакой тут обиды нет! Ты, Маша, этого не знаешь, это уж мое дело. Я ведь тебя не принуждаю; за кого хочешь, за того и пойдешь. А это уж мой долг тебе жениха найти.

(«Бедная невеста», разговор между матерью и дочерью)

Марья Петровна недовольна поведением матери, высказывает свое несогласие и выражает явное неодобрение. В ответ на критику мать апеллирует к логике дочери: «я ведь тебя не принуждаю; за кого хочешь, за того и пойдешь», и в то же время определяет границы позволенной дискуссии: «а это уж мой долг тебе жениха найти». В продолжении диалога Анна Петровна приводит дополнительные аргументы, подкрепляющие ее позицию, которая сводится к осознанию необходимости и неизбежности замужества для дочери, нежелательности и социальной неприемлемости холостяцкого статуса, отсутствия реальных альтернатив. В этом диалоге характер общения сохраняет черты связанной коммуникации:

Марья Андреевна. Маменька! Он мне очень не нравится. Я все для вас готова, все, что вам угодно, только не принуждайте меня замуж идти; я не хочу замуж. Я не пойду ни за кого.

Анна Петровна. ...Ведь ты не понимаешь, что говоришь! Ну, можно ли этакую вещь сказать: не пойду замуж! Это все только фантазии. Очень интересно быть старой девкой! А мне-то что ж, в богадельню, что ль, идти! Во-первых, ты, коли любишь мать, должна выйти замуж, а во-вторых, потому что так нужно. Что такое незамужняя женщина? Ничего! Что она значит? Уж и вдовье-то дело плохо, а девичье-то уж и совсем нехорошо! Женщина должна жить с мужем, хозяйничать, воспитывать детей, а ты что ж будешь делать-то старой девкой? Чулок вязать! Подумала ли ты об этом?

Марья Андреевна. Нет, маменька, я об этом не думала.

Анна Петровна. Ну, поди сюда, сядь подле меня! Поговорим с тобой хорошенько. Я сердиться не буду.