Эмиссары любви. Новые Дети говорят с миром

Затем случилось нечто, чему я никогда не найду объяснения.

— Хочешь увидеть что-то по-настоящему классное? — во весь голос, перекрывая гул мотора, выкрикнул Тенсин.

— Что именно?

— Ты давай говори, да или нет. Классное, не сомневайся!

Я улыбнулся, прикидывая, чего еще ему может захотеться.

— Ну, допустим, хочу.

— По-твоему, это быстро, то, как мы сейчас движемся?

— Вполне, — так же громко ответил я. — Поверь, прибавлять газу лучше не стоит.

— Но мы можем еще быстрее.

— Как это, быстрее?

— А вот так — быстрее не бывает! — воскликнул он. — Дай я тебе покажу.

Прошло не больше секунды, но все вокруг нас вмиг поменялось. Мы были все еще в десяти милях от цели, когда он говорил эти слова, но не успел я и глазом моргнуть, как мы уже подкатывали к самым воротам нашего учебного центра. Непослушными руками я вывернул руль и остановился на обочине, где-то всего в паре метров от входа. Все во мне дрожало. Как ни в чем не бывало, перед центральным входом прогуливались люди, ожидая начала лекции, но когда увидели, кто к ним подъехал, то полным ходом двинулись к нам.

— Ты давай заезжай, — улыбаясь во весь рот, сказал мне Тенсин. — А то мы внутрь можем и не попасть.

— Что это было? — стараясь унять дрожь, спросил я. — Как ты это сделал?

— Я вообще ничего не делал, — ответил он уже своим прежним тоном. — Просто мы здесь. Только что были там, а вот уже здесь, только и всего. Не пойму, что тебя так удивляет.

Народ тем временем почти окружил машину, так что я осторожно завел двигатель и проехал за ворота.

Когда мы пробрались внутрь, я провел Тенсина в один из трейлеров, оборудованных под раздевалку. Нэнси уже ждала нас там, и, когда увидела нас, у нее вырвался вздох облегчения.

— Ну, наконец-то! — выдохнула она, когда мы открыли дверь. — В центре уже собралось полно народу, и люди еще продолжают подходить. А еще, не знаю, заметили вы это или нет, но перед входом тоже хватает людей, которые хотят лично пообщаться с нашим маленьким Тенсином. Я даже удивляюсь, как вам удалось незамеченными проскользнуть сюда, — взглянув на меня, она словно почувствовала, что у меня сейчас творится внутри.

— Джимми, ты в порядке? Ты весь какой-то бледный.

Я перевел взгляд на Тенсина, а он заговорщицки улыбнулся мне в ответ. Да и что бы я сказал, даже если бы смог подобрать для этого слова? Я ведь даже не знал, что с нами было, да и было ли вообще, если уж на то пошло. Готовых объяснений никак не находилось — да в общем-то мне сейчас и не хотелось ничего объяснять.

— За меня не переживай, — ответил я. — Отвык просто от вашей жары. Все в порядке, не беспокойся.

— Думаю, и Джимми наконец-то начинает верить, — с мальчишеской улыбкой вставил Тенсин. — Можно сказать, что он только что совершил фантастический прыжок в этом направлении.

— Не знаю, о чем вы, — сказала Нэнси, открывая дверь, — но тебе, Тенсин, уже пора начинать.

Они вышли за дверь, а я без сил опустился на раскладной стул. Пот заливал мое лицо — от жары ли, или действительно был прав Тенсин, когда сказал, что я начинаю верить всему происходящему? Но ведь я уже был свидетелем явлений куда более фантастических, чем это, в особенности после того, как я встретил Марко. Но в этом было что-то другое, и я это чувствовал. Я действительно не мог найти этому имени, но в моих висках снова стучало так сильно, как никогда. Откинувшись на спинку стула, я сделал несколько глубоких вдохов, стараясь утишить жар, который так и лился из моих висков.

«Что, ну что ты хочешь сказать мне?» — продолжал я спрашивать себя.

Но ответа нет как нет, одно только безостановочное биение барабана в мой голове и ощущение, что я стою перед одной из самых важных дверей в моей жизни.

Через какое-то время боль наполовину стихла, и я смог выйти из трейлера и войти в центр, чтобы тоже послушать, как Тенсин будет давать учение. В этот день у него было запланировано принятие Прибежища, прекрасная церемония вручения своей жизни Божественному. Все здание было набито битком, а еще множество людей стояли за дверью.

С трудом протиснувшись, я остановился у стены зала. Немало людей стояли на коленях, опустив голову в знак глубокого благоговения. Все внимание безраздельно принадлежало выступлению Тенсина, которое представляло собой смесь детского смеха, разных историй и традиционной буддистской философии.

Он не говорил ничего такого, чего я не слышал раньше, но в его голосе отчетливо слышалась некая завораживающая сладостность. Было так просто довериться этому мальчику и поверить всему, что он говорил. Ну а как же мой собственный опыт, в особенности тот, за последние полчаса? И если это вправду случилось со мной, то о чем это может говорить? Больше вопросов, чем ответов, — и едва ли я мог найти их, эти ответы, стоя в переполненном зале.

Я протолкался назад и вышел из учебного центра. Давно мне не приходилось видеть ночное небо над пустыней. Звезды, казалось, сбивались в таинственные облака, укутывая своим прозрачным светом и небо, и землю, на которой я сейчас стоял.

Сам не знаю почему, но мне вдруг подумалось, что далекие звезды, до которых немыслимые миллиарды миль, шлют нам свой огонь, чтобы и тут, на Земле, все вспыхнуло ответным огнем. Но разве такое возможно? Разве они не слишком далеко и их крылышки не слишком коротки, чтобы долететь к нам сюда? Снова и снова в мыслях я невольно возвращался к ламе Тенсину, к тому, как он жил и открывал свой свет. Была ли это все сплошь иллюзия, дым и зеркала, которые только искажали истину, или он действительно помогает нам открыть наш собственный свет?

Дети Оз говорили, что ключ ко всему — сердце, открой его для милосердия и сострадания, а следом естественно придут и чудеса. Почему же тогда никак не получается избавиться от чувства, что он, наш лама, прибыл из какого-то другого места, чем они? Мне хотелось верить ему — ничуть не меньше, чем всем остальным, и моей вере тоже было на что опереться. Но моя голова продолжала говорить мне, что есть тут что-то такое, чего я пока не вижу ясно. И мне никогда не узнать всей правды, пока не увижу этого.

— Открой наконец глаза, — сказал я вслух. — Все перед тобой как на ладони. Нужно только захотеть увидеть.

Два дня спустя я был в машине, ехал из Джошуа-Три в Маунт-Шаста на концерт, когда в машине зазвонил мобильный. Я ответил. Это была Джоан.

— Джимми, тут такое известие пришло… не знаю даже, что и думать, — встревоженно сказала она.

— Говори, что там?

— Получается так, что нам пришел сегодня утром факс от женщины, у которой жил Тенсин, как раз перед нами. Тенсин постоянно твердил, что она не смогла обеспечить ему соответствующих условий, но в ее изложении все выглядит совсем по-другому. Тенсин уже прожил у нее какое-то время, и это она, если верить ее словам, она сама решила выяснить, что нужно сделать, чтобы гость не испытывал ни в чем неудобств. Кто знает, что ему предлагать и чего не предлагать, тибетскому-то ламе, правильно? Тем более пятнадцати лет от роду. Вот она и решила связаться с ашрамом в Индии, где находится резиденция Далай-Ламы, и получила от них факс, который переадресовала нам тоже. Так вот, там не знают никакого ламы Тенсина. Как-то все это странно, тебе не кажется? Может, у него есть еще какое-то имя или что-то в этом роде… то есть, возможно, у самого Тенсина на все это есть какое-то логическое объяснение, но мне что-то неспокойно на душе.

— Может, ошибка или просто недоразумение, — сказал я. — Но в любом случае теперь нам уж точно надо все выяснить самим. Как бы то ни было, ему всего пятнадцать, он несовершеннолетний. Мы отвечаем за него, так что нужно отнестись к этому со всей серьезностью.

— Так что, по-твоему, мне сейчас делать?

— Прежде всего, где сейчас он сам?

— Отправился в гости с ночевкой к Дженнифер, в Палм-Дезерт. Вернется только завтра поздно вечером.

— Послушай, разве не ты говорила, что он показывал тебе свидетельство из монастыря в Нью-Йорке, где подтверждается, что он лама? Еще в первый день своего приезда? — спросил я.