Психология

Наш широкий внешний обзор фактов, наблюдаемых в жизни личности, был бы неполон, если бы мы не вы- яснили вопроса о соперничестве и столкновениях между отдельными ее сторонами. Физическая природа ограни- чивает наш выбор одними из многочисленных представ- ляющихся нам и желаемых нами благ, тот же факт наблюдается и в данной области явлений. Если бы только было возможно, то уж, конечно, никто из нас не отказался бы быть сразу красивым, здоровым, прекрасно одетым человеком, великим силачом, богачом, имею- щим миллионный годовой доход, остряком, бонвиваном, покорителем дамских сердец и в то же время филосо- фом, филантропом, государственным деятелем, воена- чальником, исследователем Африки, модным поэтом и святым человеком. Но это решительно невозможно. Деятельность миллионера не мирится с идеалом свя- того; филантроп и бонвиван — понятия несовместимые;

душа философа не уживается с душой сердцееда в од-ной телесной оболочке.

Внешним образом такие различные характеры как будто и в самом деле совместимы в одном человеке. Но стоит действительно развить одно из свойств характера,. чтобы оно тотчас заглушило другие. Человек должен тщательно рассмотреть различные стороны своей лич-

90

ности, чтобы искать спасения в развитии глубочайшей, сильнейшей стороны свого «я». Все другие стороны на- шего «я» призрачны, только одна из них имеет реальное основание в нашем характере, и потому ее развитие обеспечено. Неудачи в развитии этой стороны характера суть действительные неудачи, вызывающие стыд, а успех — настоящий успех, приносящий нам истинную радость. Этот факт может служить прекрасным приме-ром умственных усилий выбора, на которые я выше настойчиво указывал. Прежде чем осуществить вы- бор, наша мысль колеблется между несколькими раз- личными вещами; в данном случае она выбирает одну из многочисленных сторон нашей личности или нашего характера, после чего мы не чувствуем стыда, потерпев неудачу в чем-нибудь, не имеющем отношения к тому свойству нашего характера, которое остановило исклю- чительно на себе наше внимание.

Отсюда понятен парадоксальный рассказ о челове- ке, пристыженном до смерти тем, что он оказался не первым, а вторым в мире боксером или гребцом. Что он может побороть любого человека в мире, кроме од-ного,— это для него ничего не значит: пока он не одо- леет первого в состязании, ничто не принимается им в расчет. Он в собственных глазах как бы не существует. Тщедушный человек, которого всякий может побить, не огорчается из-за своей физической немощи, ибо он дав- но оставил всякие попытки к развитию этой стороны личности. Без попыток не может быть неудачи, без не-удачи не может быть позора. Таким образом, наше довольство собой в жизни обусловлено всецело тем, к какому делу мы себя предназначим. Самоуважение оп- ределяется отношением наших действительных способ- ностей к потенциальным, предполагаемым — дробью, в которой числитель выражает наш действительный успех, а знаменатель наши притязания:

самоуважение =

успех

притязания

При увеличении числителя или уменьшении знаме- нателя дробь будет возрастать. Отказ от притязаний дает нам такое же желанное облегчение, как и осуще- ствление их на деле, и отказываться от притязания бу- дут всегда в том случае, когда разочарования беспре- станны, а борьбе не предвидится исхода. Самый яркий

91

из возможных примеров этого дает история евангель- ской теологии, где мы находим убеждение в греховно- сти, отчаяние в собственных силах и потерю надежды на возможность спастись одними добрыми делами. Но подобные же примеры можно встретить и в жизни на каждом шагу. Человек, понявший, что его ничтожество в какой-то области не оставляет для других никаких сомнений, чувствует странное сердечное облегчение. Не-умолимое «нет», полный, решительный отказ влюблен-ному человеку как будто умеряют его горечь при мы- сли о потере любимой особы. Многие жители Бостона,crede experto (верь тому, кто испытал) (боюсь, что то же можно сказать и о жителях других городов), могли бы с легким сердцем отказаться от своего музыкально- го «я», чтобы иметь возможность без стыда смешивать набор звуков с симфонией. Как приятно бывает иногда отказаться от притязаний казаться молодым и строй- ным! «Слава Богу,— говорим мы в таких случаях,— эти иллюзии миновали!» Всякое расширение нашего «я» составляет лишнее бремя и лишнее притязание. Про некоего господина, который в последнюю американскую войну потерял все свое состояние до последнего цента, рассказывают: сделавшись нищим, он буквально валял- ся в грязи, но уверял, что никогда еще не чувствовал себя более счастливым и свободным.

Наше самочувствие, повторяю, зависит от нас самих. «Приравняй свои притязания к нулю,— говорит Кар- лейль,— и целый мир будет у ног твоих. Справедливо писал мудрейший человек нашего времени, что жизнь начинается только с момента отречения».

Ни угрозы, ни увещания не могут воздействовать на человека, если они не затрагивают одной из возможных в будущем или настоящих сторон его личности. Вообще говоря, только воздействием на эту личность мы можем завладеть чужой волей. Поэтому важнейшая забота монархов, дипломатов и вообще всех стремящихся к власти и влиянию, заключается в том, чтобы найти у их «жертвы» сильнейший принцип самоуважения и сде- лать воздействие на него своей конечной целью. Но ес- ли человек отказался от того, что зависит от воли дру- гого, и перестал смотреть на все это как на части своей личности, то мы становимся почти совершенно бессиль- ны влиять на него. Стоическое правило счастья заклю- чалось в том, чтобы заранее считать себя лишенными

92

всего того, что зависит не от нашей воли,— тогда ударысудьбы станут нечувствительными. Эпиктет советует нам сделать нашу личность неуязвимой, суживая ее со- держание и в то же время укрепляя ее устойчивость:

«Я должен умереть — хорошо, но должен ли я умирать, непременно жалуясь на свою судьбу? Я буду открыто говорить правду, и, если тиран скажет: «За твои речи ты достоин смерти»,— я отвечу ему: «Говорил ли я те- бе когда-нибудь, что я бессмертен? Ты будешь делать свое дело, а я—свое: твое дело—казнить, а мое—умирать бесстрашно; твое дело — изгонять, а мое —бестрепетно удаляться. Как мы поступаем, когда от- правляемся в морское путешествие? Мы выбираем кормчего и матросов, назначаем время отъезда. На до- роге нас застигает буря. В чем же должны в таком слу- чае состоять наши заботы? Наша роль уже выполнена. Дальнейшие обязанности лежат на кормчем. Но корабль тонет. Что нам делать? Только одно, что возможно,—бесстрашно ждать гибели, без крика, без ропота на Бо- га, хорошо знаяд что_всякий, кто родился, должен когда-нибудь и умереть»Т

В свое время, в своем месте эта стоическая точка зрения могла быть достаточно полезной и героической, но надо признаться, что она возможна только при по- стоянной наклонности души к развитию узких и несим- патичных черт характера. Стоик действует путем само- ограничения. Если я стоик, то блага, какие я мог бы себе присвоить, перестают быть моими благами, и во мне является наклонность вообще отрицать за ними значе- ние каких бы то ни было благ. Этот способ оказывать поддержку своему «я» путем отречения, отказ от благ весьма обычен среди лиц, которых в других отношениях никак нельзя назвать стоиками. Все узкие люди огра- ничивают свою личность, отделяют от нее все то, чем они прочно не владеют. Они смотрят с холодным пре- небрежением (если не с настоящей ненавистью) на лю- дей, непохожих на них или не поддающихся их влиянию, хотя бы эти люди обладали великими достоинствами. «Кто не за меня, тот для меня не существует, т. е., на- сколько от меня зависит, я стараюсь действовать так, как будто он для меня вовсе не существовал». Таким путем строгость и определенность границ личности мо- гут вознаградить за скудость ее содержания.

Экспансивные люди действуют наоборот: путем рас-

93

ширения своей личности и приобщения к ней других. Границы их личности часто бывают довольно неопреде-ленны, но зато богатство ее содержания с избытком вознаграждает их за это. Nihil humanum a me alienum puto (ничто человеческое мне не чуждо). «Пусть пре- зирают мою скромную личность, пусть обращаются со мною, как с собакой; пока есть душа в моем теле, я не буду их отвергать. Они—такие же реальности, как и я. Все, что в них есть действительно хорошего, пусть будет достоянием моей личности». Великодушие этих экспансивных натур иногда бывает поистине трогатель- но. Такие лица способны испытывать своеобразное тон- кое чувство восхищения при мысли, что, несмотря на болезнь, непривлекательную внешность, плохие условия жизни, несмотря на общее к ним пренебрежение, они все-таки составляют неотделимую часть мира бодрых людей, имеют товарищескую долю в силе ломовых ло- шадей, в счастье юности, в мудрости мудрых и не ли-, шены некоторой доли в пользовании богатствами Ван- дербильдтов и даже самих Гогенцоллернов.