Психология литературного творчества

Когда я просыпался ночью, происходило то же самое, и часто мне хотелось, как одному из моих предшественников [877], заказать себе кожаную куртку и приучиться ощупью закреплять на ней в темноте то, что неожиданно вырывалось у меня… Для этой цели я… охотнее брал карандаш, которым удобнее было писать, потому что скрип и брызгание пера часто пробуждало меня из моего сомнамбулического творчества, рассеивало меня и убивало маленькое произведение в самом зародыше» [878].

Ночное время оказывается благоприятным для работы и у Пушкина. Г. Я. Трошин в работе «Пушкин и психология творчества» приводит такое свидетельство его близких: «Смерть любил по ночам писать… Встанешь ночью, заглянешь в кабинет, а он сидит, пишет и устами бормочет, а то так перо возьмёт в руки, и ходит, и опять бормочет. Утречком заснёт и тогда уже долго спит». Сам поэт признаёт, что в тиши ночной для него начинались «часы томительного бденья», когда «мечты кипят» [879].

Кнут Гамсун, рассказывая о своей работе над стихами и прозой, пишет в письме 1909 г.: «Известная часть того, что написал, возникала ночью, после того как просплю несколько часов и проснусь. Тогда у меня ясные мысли, и я очень чувствителен. У постели всегда лежит бумага и карандаш, никакого освещения не зажигаю, но начинаю писать тут же в потёмках, как только почувствую прилив вдохновения. Это у меня стало обычаем, и мне нетрудно утром прочитать написанное» [881].

Бессознательное и невольное припоминание поэтических мотивов, особенно ночью, красноречиво описано Гюго в стихотворении «Бессонница» (1843). Утомлённый долголетним литературным трудом, он жаждал приятного и крепкого сна. Но, подобно Фаусту, он отдался во власть невидимому для других, явившемуся только ему, демону. Исторгнув из своей лиры благодаря тайному союзу столько прекрасных звуков, он не должен выпускать из рук дивный инструмент даже вопреки своему желанию, следуя требованиям своего тирана. И вот, весь мир уснул, всё живое пребывает в покое, и поэт жаждет свободно расправить члены, опустить уставшие веки. Но едва поэт засыпает, дух будит его и тянет к письменному столу. Напрасны протесты и вздохи, надо подчиниться:

Инстинкт творчества, пробуждённый в неурочный час, неумолимая идея, жаждущая словесного воплощения, олицетворена здесь в образе демона, который хватает поэта за плечо и гонит от него сон. Напрасны усилия поэта прогнать от себя духа. Одна за другой всплывают в воображении начатые или задуманные оды, драмы, романы. Мысль вьётся, как бесконечная нить на веретене, и поэт — каторжник, раб, охваченный духовным опьянением, безропотно карабкается по трудной тропе вдохновения.

Вазов также подчёркивает моторную силу внутренних образов и рифм. В период создания «Полей и лесов» (1884) своей олицетворённой мечте, видению, он приписывал магическую силу: «то фея, то бес, то херувим», они преследуют его повсюду (на пиру, в беде, среди толпы) и принуждают его к творческому труду: