Психоаналитическая традиция и современность

Супервизии по e-mail и личный анализ по телефону приводят к утрате полноценного общения между кандидатом и аналитиком (отсутствие прямого диалога и эмоционального контакта) (Куликов, 2000, с. 121), приносят новые, ранее неизвестные и неисследованные элементы в проблематику переноса и контрпереноса, усиливают риск возникновения паранойного бреда (Непомнящий, 2001, с. 16).

В процессе переписки по e-mail вместо непосредственной вербализации приходится иметь дело с материалом, опосредованным мышлением, который может быть подвергнут сознательной цензуре со стороны супервизируемого, стремящегося выглядеть профессионалом в глазах супервизора. Анализируемый материал оказывается не результатом свободного ассоциирования, а продуктом вторичной обработки. Свободное ассоциирование как основной метод психоанализа становится проблематичным, поскольку анализант имеет возможность отредактировать текст. В аналогичном положении находится и супервизор, способный прибегнуть к тщательной правке собственных соображений, высказываемых в письменной форме и отсылаемых проходящему у него супервизию аналитику.

В рамках психоаналитической терапии также возникают проблемы, когда вместо традиционных сессий, предполагающих визуальный контакт аналитика и пациента, осуществляется общение по телефону. В этом случае свободное ассоциирование со стороны пациента и свободно парящее внимание со стороны аналитика в принципе сохраняют свою значимость для терапевтического процесса. Однако в реальности за голосовой коммуникацией и пациент, и аналитик могут скрывать друг от друга такие явно выраженные реакции тела, которые ни тот, ни другой не допустили бы при традиционной аналитической встрече лицом к лицу или в положении на кушетке (для пациента) и в кресле (для аналитика).

При традиционном общении пациента и аналитика проявления переноса и контрпереноса могут носить латентный характер, а их выявление и проработка требует значительных усилий с той и другой стороны. При «телефонной терапии», не предполагающей визуального общения, перенос и контрперенос могут быть столь ярко выраженными, что фантазии и ранее подавляемые желания способны реализоваться в таких реакциях тела, которые приведут к достижению эрзац-удовлетворения, причем пациент и терапевт не сообщат об этом друг другу.

В случае эротизированного переноса пациент может совершать какие угодно действия, если не находится под непосредственным наблюдением терапевта. Например, во время телефонного разговора с терапевтом он может прибегнуть к элементарной мастурбации, в то время как аналитик будет пребывать в твердой уверенности, что он дает удивительно правильное толкование очередного сновидения пациента. В случае негативного переноса пациент во время телефонного разговора может бить кулаком по находящейся рядом кукле, изображающей этого терапевта, в то время как аналитик будет предаваться иллюзиям относительно спокойного состояния своего подопечного, слащавым голосом говорящего о своей любви.

Следует иметь в виду, что направленность развития информационных технологий такова, что в недалеком будущем широкое распространение получат видеотелефоны и, следовательно, восстановится визуальное общение между пациентом и психотерапевтом. Развитие Интернета также идет в этом направлении, в результате чего дистанционная супервизионная практика может включать не только текстовое, но и визуальное общение.

Однако, как мне представляется, даже самые совершенные информационные технологии не устранят тех проблем, которые находили свое решение при традиционном общении между пациентом и психотерапевтом. Дело в том, что с использованием информационных технологий существенно изменяется понимание природы психоаналитического процесса.

На ранних этапах развития психоанализа считалось, что терапевтический процесс основан на психологии одного человека, а именно пациента как объекта исследования и лечения. Позднее М. Балинт сформулировал тезис, согласно которому в терапевтическом процессе необходимо исходить из психологии двух человек – пациента и аналитика (Балинт, 2000, с. 141). Затем Ж. Лакан продемонстрировал, что психоанализ предполагает учет не двух, а трех элементов: пациента как субъекта; аналитика как Другого; речь, язык как связующее звено между двумя субъектами (Лакан, 1995, с. 18).

Сегодня можно говорить о том, что в терапевтический процесс начинает вторгаться четвертый элемент – информационные технологии, оказывающие воздействие и на пациента, и на аналитика, и на их речь. Пока трудно сказать, как и каким образом это скажется на направленности развития психотерапии. Ясно лишь одно: триада психоаналитического процесса оказывается опосредованной новым компонентом, не только задающим ориентиры для возможных новаций в технике психоанализа, но и предполагающем переосмысление этиологии психических заболеваний и целей психотерапии. Сегодня в ряде случаев приходится иметь дело не с триадой, а тетрадой аналитического процесса.

Ранее обращалось внимание на «технизацию» психоанализа, нашедшую отражение в современном психоаналитическом лексиконе (Лейбин, 2001, с. 7–8). К этому следует добавить, что язык современного человека, особенно молодого поколения, с раннего возраста легко осваивающего повседневные информационные технологии, становится все более техницистским, способствующим превращению субъектов в объекты. Подобная «технизация» может привести к тому, что в рамках психоанализа опосредование информационными технологиями вызовет «возвращение вытесненного», в результате чего и пациент, и аналитик лишатся субъективного измерения и станут восприниматься в качестве объектов.

Уже сегодня приходится констатировать, что наряду с алкоголизмом и наркоманией все большее количество людей попадают в зависимость от новейших информационных технологий. Виртуальное пространство Интернета так затягивает часть людей, что возвращение в реальность воспринимается ими как что-то тягостное и обременительное. Сотовые телефоны становятся тем неотъемлемым атрибутом для многих людей, без постоянного обращения к которым жизнь превращается в кошмар, порождающий всевозможные подозрения, страхи, тревоги, неудовлетворенность.

Клиническая практика показывает, что психотерапевтам приходится сталкиваться с новыми явлениями, ранее не имевшими места в психоаналитической деятельности. Типичным примером в этом плане может служить та ситуация, когда даже интимная близость оказывается подчас омраченной необходимостью одного или обоих партнеров постоянно отвлекаться на вибрацию мобильника.

Словом, многие люди начинают приобретать такую зависимость от новейших информационных систем, что следует, пожалуй, говорить о синдроме «интернетомобиля», проявление которого не может не беспокоить психотерапевтов. Во всяком случае, терапевтическая практика свидетельствует о том, что в ряде случаев психические расстройства оказываются тесно связанными с таким образом мышления и поведения человека, который обусловлен зависимостью от Интернета и мобильного телефона.

Согласно исследованиям американских специалистов, 65 % совершеннолетних граждан США предпочитают проводить время наедине не с супругами или партнерами, а с компьютером. Изза привязанности к компьютерам и Интернету начинают серьезно страдать семейные и партнерские отношения между людьми. Если три года тому назад только 6 % американцев жаловались, что именно из-за информационных технологий нарушаются их отношения с близкими им людьми, то в настоящее время число таких людей в Америке увеличилось почти в 10 раз.

Не может не вызывать беспокойства и то явление, которое следует назвать «информационной шизофренией». В результате использования новейших информационных технологий значительно облегчен доступ пользователей Интернетом к различной информации, которая подчас является или дезинформацией, или продуктом рекламы. Если раньше человек страдал от недостатка информации, то сегодня в условиях ее переизбытка он сталкивается с трудной для себя проблемой выбора, порождающей не только раздвоенность сознания, но и информационную шизофрению. Во всяком случае в последнее время в терапевтической практике действительно приходится иметь дело с пациентами, которые обращаются за помощью не в результате наличия у них классических конфликтов между желаниями и возможностями их удовлетворения, а в силу их неспособности справиться с информационным безумием.