Психоаналитическая традиция и современность

И, наконец, еще один вопрос, связанный с выявлением статуса психоаналитика в процессе аналитической терапии.

Должен ли психоаналитик выступать в качестве непреклонного отца или строгой матери (мужское начало), не потакать желаниям пациента и не удовлетворять их, т. е. неукоснительно соблюдать принцип абстиненции (З. Фрейд), или ему отводится роль любящей, изнеживающей матери (женское начало), которой следует делать все для того, чтобы успокоить своего тревожного ребенка (Ш. Ференци)?

Представляется, что определение статуса психоаналитика в процессе аналитической терапии может приобрести новое звучание, если подойти к этому вопросу с позиций мужского начала и женской природы психоанализа. В связи с этим выскажу одно соображение.

По аналогии с понятием переходного объекта, введенным Д. Винникоттом для лучшего понимания того, что происходит в пространстве перехода ребенка от внутреннего мира к внешнему миру, целесообразно, на мой взгляд, ввести понятие переходного субъекта, чтобы тем самым определить статус психоаналитика.

В рамках психоаналитической терапии у пациента оживляются или возрождаются такие его мужские и женские черты, которые путем перекрестной идентификации переносятся на по-разному воспринимаемые мужские и женские образы аналитика, в результате чего оказываются действенными процессы переноса и контрпереноса. Результативность терапии возможна тогда, когда психоаналитик станет для пациента не носителем мужских или женских качеств, а своего рода бесполым переходным субъектом, позволяющим ему вынести из аналитического опыта адекватные своему внутреннему миру представления о гармоническом слиянии мужского и женского начал во внешнем, окружающем его мире людей.

И последнее соображение, связанное с особенностями различных языков.

Как уже отмечалось, в немецком и французском языках слово психоанализ женского рода. В английском языке оно не характеризуется принадлежностью ни к мужскому, ни к женскому роду.

Имеет ли это какое-то принципиальное значение для специфики развития психоанализа и возникновения его различных школ в Англии, Германии, США, Франции? Связано ли это каким-то образом с тем, что, например, структурный психоанализ появился именно во Франции, а школа объектных отношений в Англии?

В отличие от английского, немецкого и французского языков в русском языке слово психоанализ мужского рода.

Есть ли какая-то прямая или опосредованная связь между по-русски звучащими словами «психоанализ» (мужской род) и «Россия» (женский род) в плане более адекватного понимания как перипетий, имевших место в истории становления, запрещения и возрождения российского психоанализа, так и его специфики на современном этапе развития в нашей стране?

2005

Часть IV

Виртуальный мир и психотерапия

Воображаемое, символическое и реальное в виртуальном мире

Современные информационно-коммуникационные технологии существенно изменяют традиционный образ жизни человека. Они открывают перед ним новые горизонты, связанные с расширением сферы межличностного общения, и предоставляют ему новые возможности, обусловленные наличием виртуального пространства. И то, и другое оказывает такое влияние на человека, благодаря которому его пребывание в виртуальном мире все более возрастает, а существующая реальность начинает утрачивать свое первоначальное значение.

В связи с происходящими изменениями современные информационно-коммуникационные технологии, открывшие человеку доступ в виртуальное пространство, одновременно порождают и потребность в рефлексивной деятельности, связанной с осмыслением природы, особенностей этого пространства, а также последствий пребывания человека в нем. Удовлетворение этой эвристической потребности предполагает исследование широкого круга проблем, относящихся к пониманию взаимоотношений между человеком и информационно-коммуникационными технологиями.

Среди реально насущных проблем не последнее место занимают, на мой взгляд, те, которые соотносятся со спецификой отношений между воображаемым, символическим и реальным. Во всяком случае соответствующие отношения не часто являются предметом исследования.

Начну с рассмотрения онтогенеза, связанного с формированием у ребенка представлений о воображаемом, символическом и реальном.

Появившийся на свет младенец характеризуется наличием физиологических реакций, связанных с потребностью в удовлетворении его естественных потребностей, обусловленных природной необходимостью в сохранении и поддержании жизни. Удовлетворение соответствующих потребностей, прежде всего, в питании и температурном режиме, осуществляется родителями ребенка, матерью или замещающими их фигурами, проявляющими о нем заботу.

У младенца нет никаких представлений о той реальности, которую он обрел, выйдя из утробы матери и оказавшись в новом, непривычном мире, по сравнению с предшествующим многомесячным пребыванием в физиологическом единстве с давшим ему жизнь существом. Мы не знаем, что испытывает ребенок, когда ему перерезают пуповину, то есть когда происходит первая физиологическая сепарация, его отделение от матери. Во всяком случае, кроме различного рода теоретических построений и гипотез, предлагаемых специалистами в области физиологии, психологии и психоанализа, включая идею о травме рождения (Ранк, 2004), нет каких-либо надежных, достоверных и общепризнанных данных относительно того, какие именно представления впервые появляются у младенца, а также когда, как и каким образом фрагменты физической реальности становятся достоянием его внутреннего мира, способствуя формированию психической реальности.

Некоторые исследователи полагают, что самое раннее восприятие реальности ребенком абсолютно фантастично и связано с инфантильными фантазиями «хорошей» или «плохой» груди матери, порождающими ощущение «хорошести» внешнего мира или его враждебности, что способствует возникновению такого аффективного отношения младенца к реальности, которое может сопровождаться его бессознательным проявлением ненависти, беспокойства, тревоги, вины, в основе которых лежат агрессивные и эротические переживания (Кляйн, 2007).

Не касаясь вопроса об истинности такого эвристического предположения, отмечу лишь то обстоятельство, что по мере психического развития ребенка его фантазийно создаваемая и переживаемая реальность, точнее было бы сказать нереальность, постепенно претерпевает изменения, в результате чего он устанавливает истинное отношение к окружающему его миру.

Начиная примерно с шести месяцев ребенок способен фиксировать свое отражение в зеркале, с помощью жестов в игровой форме он предпринимает первые попытки по выяснению того, как соотносятся его движения с отраженным в зеркале образом и какое отношение имеет дублируемая им реальность к его собственному телу, предметам и людям, находящимся в поле отражения. Этот, продолжающийся до восемнадцати месяцев период развития ребенка, получивший название «стадия зеркала», свидетельствует о способности человека в отличие от животного к пространственному освоению отражаемого образа, возможному его присвоению и тем самым устанавлению необходимой связи между воображением и реальностью.

Имея дело со своим отражением в зеркале, ребенок воспринимает, прежде всего, некий образ, который он соотносит не собой, а с другим. Лишь со временем путем идентификации этот визуальный образ объективируется и персонифицируется, в результате чего первоначальное восприятие двойника становится своего рода символической матрицей, способствующей развитию вторичных идентификаций. Тем самым на стадии зеркала закладывается основа не только для схватывания ребенком целостной формы тела, но и для последующих пространственных идентификаций, открывающих возможность для развертывания разнообразных форм, образов и представлений, рождающихся на стыках воображаемого, символического и реального.