Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 1. 1867-1917

С другой стороны, оппозиционные настроения в стране в еще большей степени вызывало поведение царицы Александры Федоровны, — несомненно имевшей большое влияние на своего супруга, которое особенно увеличилось после того, как царевич Алексей заболел неизлечимой болезнью, гемофилией. В виду безграничной любви к сыну, наследнику русского престола, в мистическом характере Государыни развилось особое религиозное настроение, даже не совсем вяжущееся с учением христианской церкви. В мировоззрении царицы, жизнь людей направляется исключительно Божьим Промыслом, и человек может достичь утешения только обращением к Богу, для которого, как она веровала, нет ничего невозможного. Слепо веря в милосердие Божее и в его могущество, большую часть своей жизни она проводила в молитвах, прося Бога совершить чудо над ее неизлечимым сыном, который был для нее безценным кумиром, — быть может, еще более дорогим, чем ее муж. Своего мужа она полюбила после первой же встречи, когда он был еще наследником престола, и сохранила эту любовь до последних дней своей жизни. При таком особенном религиозном состоянии всего ее существа, редко встречающемся в наше время среди интеллигентного общества, делается совершенно понятным, что она не приступала ни к одному делу и не принимала ни одного решения без обращения к Богу, который должен был ее вразумить и наставить на истинный путь. Всякий раз, когда до ее слуха доходила весть о каком либо событии, где проявлялось Божье милосердие, ее мистическая натура властно заставляла ее прибегать к усердной молитве и искать помощи у Бога.

Это настроение и привело к знакомству со «старцем» Распутиным, о котором ей было сообщено, что он умеет умолять Господа и что многие, к нему обращавшиеся, получили утешение в своих скорбях и болезнях. Удачное выступление хитрого мужика Тобольской губернии, пользовавшегося на родине плохой репутацией, во время припадков болезни у наследника скоро оказало влаяние на все существо Государыни, и она стала слепо верить этому проходимцу, который сумел понять ее мистическую натуру. Распространяться о деяниях Распутина нет никакой надобности, так как это сделано другими; я позволю себе привести здесь только один факт, который несомненно свидетельствует о влиянии, который он имел на Государыню. Священник Владимирского Собора в Петербурге, К. Богоявленский (как видно будет далее, я за него ходатайствовал о помиловании, так как он был присужден к расстрелу большевистской властью) рассказал мне однажды, года за 2-3 до войны, что он познакомился с Распутиным у своего знакомого священника, у которого он был в гостях на крестиных. После хорошей трапезы и возлияния, Распутин стал хвастаться, что он, когда хочет, может ехать к царице Александре и, когда хочет, может ей звонить по телефону. «Она у меня в руках; делает все, что хочу; вот с папашкой (так он называл Николая II) не всегда легко сладить, министры его сбивают». Когда в компании стали сомневаться, что он говорит правду, то Распутин подошел к телефону и приказал соединить его с Царскосельским Дворцом, а потом вызвал Государыню и сказал буквально следующее: «Ну, что, Александра, как ты чувствуешь? — Все ли благополучно? Молись, молись, все будет хорошо».

Любя Государыню и боготворя сына и будучи сам очень религиозным человеком, царь ничего не имел против молитв старца и общения с ним его супруги. После того как самые преданнейшие люди ему доносили о безнравственном поведении Распутина, он не мог не сознавать, что этот подозрительный святой может ронять престиж царской семьи. Но, как

безвольный человек, он не мог ослушаться своей супруги, боясь к тому же своими действиями повредить здоровью сына, и потому не мог предпринять шагов к удалению Распутина из Петербурга. Один раз Государь сказал одному из лиц, который указывал ему на необходимость удаления Распутина: «Лучше один Распутин, чем тысяча истерик». Мистицизм его супруги заразил также и его, и он считал, что удаление «старца» повлечет гибель сына. Когда безобразия Распутина в Петербурге, в кабаре «Вилла Роде», дошли до предела, то) товарищ министра внутренних дел, шеф жандармов ген.-ад’ютант Джунковский, сослуживец Государя по Преображенскому полку и его любимец, выехал в Ливадию и в часовой беседе рассказал царю о безнравственном поведении Распутина и о необходимости его удалить из Петербурга, то Государь сказал, что он об этом подумает. А когда Джунковский возвратился в Петербург, то прочитал указ о своей отставке...

Можно сказать, что чем сильнее общественное мнение, Государственная Дума и достойнейшие министры (Столыпин, Коковцев) возмущались поведением Распутина, тем большим становилось влияние последнего на царицу. Убежденная в том, что царь есть помазанник Божий, она внушала своему супругу, что он имеет право творить свою волю и поступать, как он хочет, не считаясь ни с кем, ибо его направляет сам Бог. Свою волю Бог выявляет через молитвы таких исключительных старцев, каким является Распутин. Вмешательство в семейную жизнь царя и в его решения по управлению государством со стороны других лиц недопустимо и ведет только ко вреду государства и народа, который предан царю и готов беспрекословно исполнять его волю. Министры, которые не были согласны с таким мировозрением императрицы, попадали в немилость и заменялись такими, которые были готовы быть слепыми исполнителями воли царя. Немилость к Столыпину, большому государственному человеку, который спас династию и установил порядок в России, заложив фундамент для ее дальнейшего развития; удаление от власти честнейшего и бла-

городного В. Н. Коковцева и ряда других дельных министров, все это диктовалось исключительно настояниями Александры Федоровны, которая старалась внушить царю, что подобные господа «заслоняют личность царя», и стараются показать народу, что они, а не царь, Помазанник Божий, производят все эти реформы. Горе России было в том, что такая истерическая натура, зараженная религиозным мистицизмом и не знающая жизни народа, захотела вместе с царем не царствовать только, но и управлять страной при помощи методов, которые недопустимы при современных условиях жизни государства. Превосходная мать и безупречная жена, любившая в жизни только своего мужа, глубоко религиозная, она должна была бы стоять вдали от государственных дел, и все свои помыслы и молитвы направить на заботы о своей семье, — в особенности о сыне. Пусть святые подвижники, старцы и юродивые были бы в ее окружении; пусть она через их молитвы просила бы Господа о здоровьи ее больного сына, ее «кумира». Никто в России не стал бы осуждать царицу за такой образ мыслей, если, конечно, указанные молитвенники касались бы только духовных вопросов и если бы они отличались поведением, достойным их звания и положения. Но так как указанные условия были не соблюдены, то и совершилось то моральное разложение, как во всей царской фамилии, так и в высших кругах общества, которое привело к революции и гибели монархии.

Свое вмешательство в вопросы государственного управления она оправдывала, главным образом, той мыслью, которую ей внушил Распутин, — что народ русский любит и обожает царя и царицу и готов для них на все жертвы и подвиги, министры же и все окружающие царя суть наемные чиновники, которые думают только о своей пользе, а не о благе народа. Царица считала, что Распутин, как крестьянин, близко знает все нужды русского народа и, что считаясь с его указаниями царь должен подобрать себе на помощь людей, которые могут показать народу, как царь заботится о нем. Александра Федоровна верила в несокрушимость и неизменяемость русского самодержавия, которое оставалось незыблимым в продолжении трех столетий царствования Романовых, и полагала, что идея самодержавия вошла в плоть и кровь русского народа. Она думала, что, несмотря на акт 17 октября 1905 года, воля царя все равно осталась неограниченной, и все должны исполнять его веления, хотя бы они противоречили основным законам Империи. Все, кто перечил Государюи доказывал, что его желания не могут быть исполнены, в виду их расхождения с законами, по мнению царицы, подлежали немедленному удалению.