Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 1. 1867-1917

«Но знайте, Ваше Превосходительство, — сказал я, — что меня за мои научные работы знают во всех странах, и я заявляю Вам, что с этой должности сам я не уйду; попробуйте отчислить меня, тогда посмотрим».

Чернявский понял, что я не шучу, и стал уверять, что он никогда и не думал делать мне неприятности, а в особенности никогда и не помышлял о моем увольнении с должности директора лаборатории. Он пенял на меня, почему я не обращаюсь к нему лично, если мои неоднократные заявления квартирмейстеру полк. Князеву о производстве в лаборатории тех или других исправлений остаются без исполнения. На это я ему ответил, что я этого не делаю, потому что вижу бесполезность таких обращений, так как, — пояснил я, — «у Вас все равно не хватит власти, чтобы настоять на исполнении». Выслушав эти мои последние слова, Чернявский так рассвирепел, что ударил кулаком по столу и закричал: «Как я не имею власти? Я покажу Вам, какую власть я имею, — только скажите мне, чего он не исполнит». В конце концов наша часовая беседа закончилась полным примирением, и, расставаясь с начальником, я не чувствовал к нему никакой злобы, так как считал его гораздо лучше других строевых генералов, которые могли бы сделаться начальниками Академии. Если я позволил сказать ему, что квартирмейстер не очень его боится, то только потому, что за начальником водились маленькие грешки, которые Князеву были хорошо известны; так, напр., казенная верховая лошадь отправлялась на лето в имение дочери, на ферму Чернявского в Черниговской губернии посылались обои, оплаченные Академией и т. п. Князев, хороший мой знакомый, рассказывал мне об этих нелойяльных поступках, и я удивлялся, как начальник, вполне обеспеченный хорошим содержанием, мог подобными мелочами отдавать свою персону во власть своего подчиненного. Эти грешки начальника всплыли в первые же дни революции 1917 года, и все нисшие служащие потребовали его увольнения.

Весной 1913 года преподаватель химии кап. А. Солонина, мой ученик по Училищу и Академии, защищал диссертацию по взрывчатым веществам на получение звания профессора Академии. А. Солонина после оставления при Академии в качестве репетитора приготовлялся под моим руководством к званию штатного преподавателя по химии и сделал очень хорошую работу на заданную ему мною тему: «Реакция натрий ацето-уксусного эфира на дибромиды». За эту работу он получил от Р. Ф.-Х. Общества малую премию имени А. А. Бутлерова. Его профессорская диссертация касалась изучения свойств и приготовления гремучей ртути и азидов. Комиссия, которая была назначена для разбора его диссертации, состола из проф. Забудского, проф. Сапожникова, начальника научно-технической лаборатории морского ведомства Рубцова и меня. Мне стоило больших трудов убедить Сапожникова и Рубцова согласиться признать работу Солонины достойной быть допущенной к защите; свое настояние я мотивировал тем, что в Академии надо еще создать кафедру взрывчатых веществ и потому необходимо дать Солонине кредит.

Когда в конференции на защите диссертации Солонина стал ссылаться на требования конференции, чтобы в диссертациях подобного рода больше обращалось внимания на практическую сторону дела, вследствие чего им было мало сделано в отношении теоретической части, то я выступил против него с такой обвинительной речью, что он ее, вероятно, никогда не забыл. Я ему дал понять, что нельзя прикрываться нигде не объявленными требованиями конференции и начальника. «Вы должны помнить, — подчеркнул я, — что конференция Академии дает Вам звание профессора в кредит, оценивая Вас, как способного химика, но Вы остаетесь в долгу перед Академией и должны оправдать ее решение сделать Вас профессором».

Как ранее было указано, химическая лаборатория Академии исполняла различные химические анализы и исследования, даваемые ей Артиллерийским Комитетом, но было ясно, что она, как преследующая, главным образом, педагогические цели, не в состоянии выполнять все поручения ведомства. С увеличением значения техники в вооружениях армии, исследовательские проблемы получали все большее и большее значение, а потому в военном министерстве был возбужден вопрос о создании специальной лаборатории военного ведомства. Поэтому после ухода ген. Г. Забудского из профессоров Академии, ему было поручено составить план лаборатории, долженствующей обслуживать все нужды военного ведомства. Забудский в течении долгого времени работал над составлением сметы и плана этой лаборатории, и для этой цели был приглашен военный инженер генерал Апышков, который не только окончил Инженерную Военную Академию, но также прошел курс Академии Художеств и получил звание архитектора.

Во время составления проекта Забудский пользовался советами почти всех профессоров и преподавателей Артиллерийской Академии, за исключением меня. Меня на подобные заседания он не пригласил ни разу, равно ни разу не спросил какого-либо моего совета. Он поставил себе задачей, чтобы мое имя нигде не фигурировало при создании этой лаборатории и чтобы вся слава ее постройки и оборудования всецело принадлежало ему одному. Когда проект был уже утвержден и уже было приступлено к ее сооружению, я как-то раз при разговоре о новой лаборатории с генералом Забудским, пришедшим ко мне в лабораторию Академии, сказал ему:

«Не ожидал я от Вас, что Вы, повидимому, демонстративно ни разу не пригласили меня на совещания по постройке новой лаборатории, где я мог бы оказать Вам большую пользу. Вы не должны были забывать, что переустройство химической лаборатории Академии всецело легло на мои плечи и что эта лаборатория была мной так оборудована, что все, кто ее осматривал, находили ее во всех отношениях удовлетворяющей всем современным требованиям. Я хорошо понимаю причину вашего отношения ко мне, но все-таки из чувства благодарности и приличия Вам следовало бы поступить иначе, и думая о пользе дела, а не о личном самолюбии, использовать мой опыт в этом деле».

Он пробормотал какие-то несвязные слова, но, конечно, ничего не мог сказать в свое оправдание. Лично меня это дело мало волновало, так как созидаемая лаборатория военного ведомства имела, главным образом, технический и испытательный характер, и ее задачи в то время не отвечали моим научным настроениям. Никакого чувства зависти к Забудскому или к кому-либо другому, кто должен был встать во главе подобной лаборатории, у меня совершенно не было, и, если я позволил сказать Забудскому свое мнение о его поступке по отношению ко мне, его долголетнему помощнику, то только для того, чтобы откровенно подчеркнуть его мелкую натуру и доставить себе удовольствие высказать ему прямо свое мнение, чего другие, из боязни за свою карьеру, боялись сделать. Впоследствии, перед самой войной, он предложил мне занять должность заведующего отделом органической химии в новой лаборатории, но я на-отрез отказался; подоб* ным же образом поступили и другие профессора химии Университетов, к кому он ни обращался, и в конце концов эту должность согласился взять инженер-технолог Лялин, мало имевший отношения к органической химии и специализировавшийся на изучении ферментативных процессов, — большею частью с практической целью. Должен тут же заметить, что новая лаборатория военного ведомства, открытая в самом начале войны, в декабре 1914 года, вообще родилась не под счастливой звездой. Научный и технический персонал за очень редким исключением не удовлетворял своему назначению; развернуть работу новой лаборатории было совершенно невозможно, так как выписка химических реактивов и аппаратов из заграницы была прекращена; наконец, ген. Забудский по своим знаниям и уменью был не в состоянии руководить такой лабораторией, которая должна была обслуживать все Главные Управления военного ведомства: Инженерное, Артиллерийское и Интендантское. Как видно будет далее, в начале войны она была подчинена Химическому Комитету, мною возглавляемому, и должна была выполнять все работы, которые были мною ей поручены. Таким образом, судьба поставила Забудского под мое начальство. Позднее, когда эта лаборатория из военного ведомства перешла в ведение ВСНХ, я был назначен ее директором с диктаторскими полномочиями. Когда же я был назначен Лениным членом Президиума ВСНХ, то я, не помня зла, устроил Забудского снова директором лаборатории, дав ему энергичного помощника проф. Артиллерийской Академии Н. Ф. Дроздова. Но и в таких условиях эта лаборатория, названная ГИПХ (Государственный Институт прикладной химии) просуществовала недолго, была перенесена на Ватный остров и слита с Институтом Прикладной Химии, а выстроенные Забудским здания были отданы для других целей.