Российская империя в сравнительной перспективе

Дальнейшее свидетельствует о возрастающей важности национального вопроса и о связанных с этим изменениях в партийной системе среднего класса. Большинство партий укоренились только на территории «своего» народа, и, следовательно, попытки создать единую имперскую политическую партию, как правило, терпели крах (и это неудивительно, учитывая, что, как уже упоминалось, имперское общество не сложилось).

Были предприняты две попытки создать общеимперскую партию – христианско-социальную и социально-демократическую. Они не удались, хотя и по разным причинам. Оба эти политические движения не смогли укорениться во всей империи, они были противоречивы и не имели поддержки в коронных землях, где бушевал национальный конфликт. Антисемитски настроенные христиане-социалисты (по крайней мере, на словах) не хотели учитывать важный сегмент населения, а социал-демократы не смогли убедить имперский истеблишмент в своей благонадежности. Таким образом, партийные лидеры тоже не могут быть безусловно причислены к имперской политической элите. Они, скорее, принадлежали к элитам, действующим в империи, иногда при этом против империи.

Вопрос существования неофициальных политических элит очень интересен, но весьма непрост. Эта группа включала в себя буржуазных лоббистов общеимперских экономических интересов, которые добивались укрепления империи. Однако нелегко определить реальную степень влияния этой группы на политическую ситуацию.

5

Как насчет незримых элит?

Материальное существование империй и государств в целом, а Габсбургской империи в особенности, зависело и от налогов и феодальных поборов, и в какой-то мере от общественных займов⁴⁵. Эмиссия должна была быть размещена на таких крупных рынках капиталов, как Франкфурт, Париж и Лондон. Условия зависели от уверенности кредиторов, требующих гарантии возврата займа и выплаты процентов. Таким образом, руководство больших кредитных банков незаметно приобретало политическое влияние. Его не стоит недооценивать, хотя исследований на эту тему немного⁴⁶. Преобразование империй в конституционные государства неверно рассматривать исключительно как результат борьбы «прогрессивных» и «консервативных» сил. Роль рынка капиталов и кредиторов также должна быть признана. Кредиторы требовали все больше парламентских гарантий, тогда как их доверие к подчиненным двору общественным финансам уменьшалось⁴⁷. Неудивительно, что вопрос о государственных финансах стал рычагом для конституционных преобразований Габсбургской монархии после 1859 года⁴⁸.

6

Элиты во взаимодействии и в противостоянии

Можно сказать, что по меньшей мере до конца 1880-х годов существование и возрождение Габсбургской империи было в интересах большинства элит, за несколькими исключениями. Главное исключение представлял италоязычный высший класс Ломбардии и Венеции⁴⁹. Их городская традиция плохо сочеталась с притязаниями Габсбургов на власть после 1815 года, тем более что они опирались на военную силу и угнетение. В 1848 году режим еще был способен подавить широкое восстание, опираясь на радостную поддержку других элит. Однако поражение в войнах 1859 (против Франции и Пьемонта) и 1866 (против Пруссии) годов не только привело к потере обеих итальянских провинций, но и усилило новое Королевство Италии, самое большое национальное государство после Франции. Несколько лет спустя была основана Германская империя, что еще больше укрепило принцип национального государства и, следовательно, ставило под угрозу имперский плюрализм.

Однако, эта угроза долгое время оставалась в основном теоретической. К примеру, польская шляхта с большим энтузиазмом высказывалась за восстановление независимого Польского королевства. Однако, она также признавала свое привилегированное социальное и политическое положение в Габсбургской империи по сравнению с ситуацией своих сородичей в российской и прусской частях Польши. Шляхта в австрийской Галиции стала особенно ценить преимущества своего положения после того, как было подавлено польское восстание против царской власти в 1863 году. Лучшей стратегией по превращению Галиции в «польский Пьемонт»⁵⁰ казалось конструктивное участие в политической системе Габсбургской монарихии. Эта стратегия оказалась выгодной обеим сторонам. Неофициальная автономия Галиции⁵¹ укрепила позиции галицийской шляхты, и «Польское коло» (Polenklub, ее политическое орудие) стало самой лояльной и конструктивной политической партией в Вене⁵².

Венгерское дворянство, особенно то его крыло, которое ориентировалось на реформы, разработало программу политической модернизации Венгерского королевства во времена, предшествующие 1848 году⁵³. Оно поддерживало конституционное правительство и «связь земель венгерской короны». К тому же, оно подчеркивало специфическое положение Венгрии в рамках империи. Эта программа была официально осуществлена в апреле 1848 года, но спровоцировала серию конфликтов, которые привели к кровопролитным революционным войнам. Конфликты касались вопроса внутренней структуры реформированной империи и не могут считаться изначально ирредентистскими.

Франкфуртский парламент 1848 года представлял еще одну угрозу существованию Габсбургской империи⁵⁴. В нем разрабатывалась конституция для Германской империи, которая должна была включать земли Германской конфедерации (Deutscher Bund). Политические связи между этими территориями и теми, которые оставались вовне империи, должны были быть сведены к минимуму, т. е. к персональной унии. Программа содержала двойную опасность. Во-первых, она означала ослабление связей Габсбургов с Венгерскими землями, а также с Галицией и Буковиной. Во-вторых, она была опасной для ненемецких национальных движений на габсбургских территориях в пределах Германской конфедерации, поскольку последняя эволюционировала, как казалось, в немецкое национальное государство. Она была опасной и для целостности «австрийского» сознания немецкоязычного населения этих территорий.

Существует ряд причин, по которым элиты были заинтересованы в дальнейшем существовании и укреплении Габсбургской империи. Среди них – традиционный союз монархии и дворянства как до, так и, отчасти, после 1848 года; постепенный рост большого, единого и защищенного пространства торговли; освященный веками престиж армии и возрастающее влияние государственной бюрократии. Большое значение имело и обеспечение внешней безопасности, причем кризисы, последовавшие за потерями 1859 и 1866 годов, наглядно свидетельствовали о том, что происходит, если внешняя безопасность не обеспечена. Вопрос о защите жизни и имущества также заслуживал внимания, хотя способность империи обеспечивать сохранность движимой собственности оставляла желать лучшего. Жесткая политика империи в отношении государственного долга до 1861–1867 годов представляла угрозу, вкупе с инфляцией и падением курса государственных облигаций, для добровольных и невольных отечественных кредиторов государства. Это объясняет выдвижение требования парламентского контроля над имперским бюджетом и имуществом во время революции 1848 года.

Учитывая множество постоянных внутренних и внешних политических вызовов, империи можно рассматривать как вибрирующие и во многих случаях нестабильные формации. Это особенно верно относительно Габсбургской империи в последний век ее существования. Ее «вертикальная» конструкция, в которой двор играл роль главного координатора «политических культур» коронных земель, меньше всего способствовала стабильности. Это подводит нас к другому важному аспекту империи: распределению задач и полномочий между центром и коронными землями (т. е. сеймами, представляющими привилегированные слои общества в этих землях). Неудивительно, что эти отношения развивались неравномерно, поскольку коронные земли имели разное политическое значение. Венгерские элиты традиционно очень умело отстаивали свои интересы в отношениях с двором⁵⁵. На самом раннем этапе они сопротивлялись централизаторским тенденциям, которые могли бы привести к объединению земель Венгерской Короны (самой Венгрии, Трансильвании и Хорватии) в единую административную систему с другими коронными землями. Они стремились, скорее, к созданию двух почти суверенных групп коронных земель, каждая из которых была бы внутренне единой. Эти две группы должна была связывать всего лишь персональная уния. Цель была достигнута в 1867 году, после почти двадцати лет противоборства с императорской армией и навязанной Веной системой «местного» управления.