Живи
Живи читать книгу онлайн
В книге А.А.Зиновьева, состоящей из двух частей «Живи» и «Мой дом — моя чужбина», автор продолжает исследовать повседневную жизнь советских людей. В придуманном им городе Партграде живет безногий инвалид Горев Андрей Иванович, от чьего лица ведется повествование. О беспросветности его жизни, а также жизни всех остальных людей, живущих в этом городе, рассказывает автор. У них опустились руки, и они даже не пытаются что-либо изменить.
Автор призывает к необходимости протеста и позитивного настроя. Иначе мы навсегда останемся в городе Партграде.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
— Я читал кое-что на эту тему, — вставил свое слово я. — Но я полагал, что это — из области научной фантастики.
— К области научной фантастики относить все то, что касается блага человека. Путем воздействия на генетический аппарат людей не сделаешь лучше того, какими они стали благодаря естественной биологической эволюции. Современный человек в биологическом отношении есть не только вершина творения, но это вообще потолок. Конечно, изменения происходят и будут происходить, но они чисто внешние и чисто количественные. Но, повторяю, в качественном отношении эволюция человека достигла потолка. Людей уже не сделаешь лучше. Но зато их можно сделать хуже. Искусственное вмешательство в биопсихический механизм человека и в механизм наследственности не может пройти безнаказанно вследствие самих законов природы. Добиваясь желаемых результатов в одних отношениях, мы неизбежно теряем в каких-то других. Любые средства манипулирования людьми, воздействующие на организм, порождают неконтролируемые последствия, сводящие на нет достигнутый положительный эффект. И теория, и эксперимент дают тут один и тот же результат: биологический прогресс человечества путем искусственного воздействия на физиологический и на генетический механизм человека в принципе невозможен. Возможна только деградация.
— А без искусственного вмешательства можно удержаться на достигнутом уровне?
— На какое-то время — да. Если бы даже наука не стала вмешиваться в генетический механизм человека, люди в конце концов начали бы деградировать и без этого. Есть универсальный закон природы: всякий прогресс со временем достигает вершины и уступает место регрессу. Но наука, вмешиваясь в генетический механизм человека, может ускорить процесс деградации. Если природе без науки потребовались бы десятки тысяч лет на это, то средствами науки можно сократить это до времени одного поколения, то есть до логически возможного минимума. Короче говоря, все то, что касается причинения зла человеку, относится к области реальности.
— Ты считаешь, что какие-то практические результаты на этом пути достигнуты?
— И какие! В принципе уже сейчас можно производить людей любых заранее намеченных типов. Конечно, в рамках биологических законов. Пока еще через несколько поколений. И индивиды будут генетически неустойчивы. Но пройдет немного времени, и будет разработана тончайшая и надежная техника производства особей заранее намеченного типа, причем — генетически устойчивых. В наше время прогресс все более ускоряется.
— Прогресс?!
— Ну, регресс. Какая разница. В наше время вообще невозможно различить, что есть прогресс и что деградация. Мы должны быть счастливы, что жили в двадцатом, а не в двадцать пятом, допустим, веке. Тогда наверняка научатся искусственно выводить человекоподобные существа с заранее запланированными признаками. Их будут скорее всего в колбах выращивать. И будущее столетие будет самым кошмарным в человеческой истории. Люди будут всеми силами пробиваться в высшие слои, которым не угрожает никакое «генетическое оружие». Будут стараться закрепиться в высших слоях навечно.
— Навечно?!
— Ну да, чтобы и их потомки оставались в этих слоях, то есть людьми в нормальном смысле слова.
— Какой в этом смысл? Потомки становятся чужими уже через два — три поколения.
— Инстинкт самосохранения. Заботясь о потомках, люди заботятся о сохранения рода. Человеческая жизнь коротка. Жизнь рода в принципе бесконечна. Люди род свой биологически ощущают как вечность.
— У нас-то нет потомков.
— Это не так уж плохо. Я вообще думаю, что мы имеем возможность повлиять на ход истории только одним путем: отказавшись от потомства.
Капитуляция
Наша делегация вернулась из США. Привезли чудесные протезы с новейшей электроникой. Приехали специалисты из Москвы. Создали, как обычно, особую комиссию по изучению передовой западной техники. Протезы разобрали на части. Исследовали все до мельчайших подробностей. Стали собирать, но ничего хорошего из этого не вышло. Целый месяц лучшие специалисты из столицы трудились впустую. Постепенно интерес к протезам спал. Москвичи уехали домой. Протезы в разобранном виде отнесли на склад. Комиссия распалась. А меня снова вызвали в дирекцию и предложили наконец-то доложить о результатах моего изобретательства. Сулили награды. Грозили наказаниями. Я решил капитулировать. Документацию на протезы я уже подготовил. И вот я сдал свое открытие на суд отдела.
При обсуждении моего изобретения в отделе Гробовой наговорил всякой ерунды. Сказал, что над ним надо еще серьезно поработать и что он этим займется сам. Все поняли, что мне не избежать его соавторства. Кое-кто мне посочувствовал. Большинство же одобрили замысел Гробового.
Когда мое изобретение передавали на обсуждение в дирекцию, авторами его уже стали Гробовой, я и еще один сотрудник отдела — холуй Гробового. В дирекции пришли в восторг от изобретения. Но директор сказал, что оно еще нуждается в доработке и что он этим займется сам. В результате мое изобретение пошло вверх уже от имени четырех авторов — директора, Гробового, меня и старшего инженера комбината. Холуя Гробового директор из списка вычеркнул.
В тресте и в обкоме партии одобрили изобретение. Сказали, что будут выдвигать его на Государственную премию. В Комбинате началось твориться нечто невообразимое. Оказалось, что все начальники Комбината так или иначе принимали в нем участие. Проблема авторства стала предметом обсуждения на заседании партийного бюро совместно с представителями райкома партии и треста. Гробовой высказал сомнение по поводу оставления меня в числе соавторов изобретения. Вспомнили мой скандал в больнице. Кто-то сказал, что были «сигналы» о моей моральной неустойчивости. Кто-то сказал, что ходят слухи о группе в Клубе, в которой ведутся нездоровые «разговоры». И меня из списка авторов изобретения исключили.
Когда узнали об этом, в Комбинате сначала выразили недоумение. Но вскоре вздохнули с облегчением: все-таки «этому карьеристу Гореву» не удалось вырваться вверх! Я же к моему удивлению отнесся к известию с полным равнодушием. Я ожидал, что именно так и случится.
Но все тревоги комбинатских претендентов на Государственную премию оказались впустую. В Обкоме партии передумали, решили, что в Москве будут смеяться над таким курьезным предложением. На премию от области решили выдвинуть за какое-то изобретение на мясо-молочном комбинате, позволяющее получать порошок молока вдвое быстрее, чем раньше, — как раз в духе «ускоренного развития». И мое изобретение сдали в архив.
Невеста
Невеста появилась в моей комнатушке вновь, как будто ничего не случилось. Она пришла, когда Солдата дома не было. Решила подождать, но Солдат где-то загулял, и она уснула, сидя на диване. Я положил ей под голову подушку, поднял ее ноги на диван, укрыл одеялом. За стенкой Соседка «шепталась» с Хахелем. Он сказал, что я наверняка «сплю с этой потаскухой». Соседка сказала, что у меня «эти самые дела» оторвало вместе с ногами. Хахель сказал, что «нынешняя молодежь всякие развратные фокусы придумала, и без этих самых дел обходиться может». Далее их разговор принял неописуемо пошлое и скабрезное направление. Наконец они утихомирились. Часа в три ночи притащился Солдат. Пытался ворваться в мою комнату с намерением набить морду «этой стерве», то есть Невесте. Мне пришлось применить силу, чтобы урезонить его. Невеста проснулась от пьяных криков и ругательств Солдата. До рассвета просидела с широко раскрытыми, но невидящими глазами. Не спал и я. Заговорить с ней я не решился. Утром она ушла, не сказав на прощание ни слова. Солдат спал на кухне, уткнувшись лицом в свою собственную блевотину.
Мысли гения
— Представь себе, — говорил Теоретик, — что на Земле существует всего один урод и этот урод — ты. Как ослабить или вообще заглушить твои страдания? А теперь представь себе, что на Земле существует всего один нормальный человек и этот человек — не ты. Как ослабить или вообще заглушить твою зависть к нему? Есть разные варианты решения таких проблем. Уничтожать уродов, если их меньшинство. Уничтожать здоровых, если их меньшинство. Сделать всех уродами. Сделать всех здоровыми. Какое решение наилучшее? Мы есть природа, часть всеобъемлющей природы. А природа находит свое наилучшее, то есть наиболее вероятное и доступное решение. Природа действует согласно фундаментальной аксиоме: в мире нет совершенства, все есть уродство, все суть уроды. Приглядись к самым, казалось бы, здоровым людям, и ты найдешь в них бесчисленные признаки уродства.