Живи

Хотя такой результат визита нам был известен заранее (мы основательно изучили новейшие сообщения на эту тему), настроение испортилось совсем. У нас было в запасе еще два дня. Но мы решили ехать домой. Пробиться в какой — либо институт, изобретающий технические устройства для ориентации слепых в окружающей среде, за это время мы все равно не смогли бы. На оставшиеся деньги мы накупили продуктов, которые в магазинах нашего города либо вообще никогда не появлялись, либо исчезли лет десять назад, — рыбные консервы, вареную колбасу, рис, пшено, муку, сыр.

Мы и Запад

В комбинате сильное оживление: получен американский журнал, в котором даны чертежи, фотографии и описание ножных протезов, сделанных с использованием самой современной науки и техники. Протезы, если верить журналу, действительно потрясающие. На меня все смотрят с насмешкой: мол, куда тебе, доморощенному кустарю — одиночке, тягаться с американской техникой! В дирекции провели срочное секретное совещание. Но секреты скоро стали общеизвестными. Решено группу наших сотрудников послать в командировку в США. Возглавит группу сам директор. Поедет также Гробовой, сотрудник спецотдела (то есть офицер КГБ) и представитель армии (то есть офицер Главного разведывательного управления). Такая поспешность объясняется тем, что протезы напичканы новейшей электроникой, которая нужна не столько для облегчения жизни наших инвалидов, сколько для военных целей. Кто-то упомянул мое имя. Но Гробовой сказал, что меня брать не следует, чтобы не позориться с нашей отсталой техникой. И мою кандидатуру единодушно отклонили.

Я прочитал эту статью. Мои протезы оказались мне чудовищно примитивными в сравнении с американскими. Настроение у меня упало ниже самого низкого. Но меня успокоил Теоретик. Он сказал, что у нас серийное производство таких протезов все равно не осилят — технология не та и специалистов нету. Так что будут наверняка «усовершенствовать». В результате получатся протезы хуже моих. К тому же нашему брату — Ивану западная техника не годится. Сразу из строя выйдет, а чинить негде и некому.

— Короче говоря, — закончил свою утешительную речь Теоретик, — наберись терпения. Как говорит китайская мудрость, сядь у реки, жди, и труп врага проплывет мимо. Обидно, конечно, какие-то паразиты за государственный счет в Америке побывают, мир посмотрят, барахла дефицитного привезут. А тебя, лучшего советского специалиста в этой области, осмеяли. Были бы у меня руки, я бы этим подлецам пощечин надавал!..

Потом я прочитал американскую статью еще раз. И обнаружил, что мои идеи все-таки лучше американских. Я с минимумом технологии максимально использую способности организма. Они же ориентируются на максимум возможностей технологии и используют способности организма лишь в той мере, в какой это нужно для технологии. Возможно, их путь перспективнее с точки зрения чисто физических возможностей движения инвалидов в пространстве. Но мой, несомненно, лучше с психологической точки зрения.

На собрании отдела я сказал, что изобрел мои протезы раньше американцев. И мои лучше американских. Я предлагаю вызвать американцев на состязание. Я буду выступать на моих протезах, а американец — на своих. После моих слов наступило неловкое молчание. Гробовой перевел разговор на другую тему.

— Возмутительно, — сказал Теоретик, когда мы вновь заговорили на эту тему. — У нас готовы возвеличить любую западную посредственность, лишь бы не дать вырасти своему собственному гению. Сволочи! Хочешь, я перешлю на Запад материалы, касающиеся твоих протезов?

— А ты уверен, что на Западе будут в восторге от появления русского гения (как ты говоришь)?

— Нет, конечно. Но надо же что-то делать!

— Зачем?

— Хотя бы для того, чтобы выразить свой гнев.

— А если у меня уже и этого нет?

В клубе

Прекрасная погода. Прекрасное настроение. Мы — Блаженный, Психолог, Агент, Бард и я — сидим в Клубе. Они не спеша потягивают молдавское вино, которое где-то по блату достал Психолог.

— Странные бывают случаи, — говорит Психолог. — И никакого научного объяснения им нет. Если бы сам не убедился в их реальности, ни за что не поверил бы. Попал к нам один человек. Даже не человек, а человечишко. Обыкновенный маляр. Хилый. Неразговорчивый. Но он обладал одним необыкновенным свойством: всякий, кто пытался причинить или причинял ему зло, так или иначе наказывался. Например, кассирша, выдававшая ему зарплату, решила его обсчитать. Она видела, что перед ней — рохля, и была уверена, что обман пройдет незамеченным. И вместо десятирублевых бумажек выдала ему… сторублевые! Однажды на него напали пьяные хулиганы, готовые за трешку зарезать человека. Один хотел пырнуть его ножом, но получилось как-то так, что попал в своего напарника. Его соседи по квартире три года добивались, чтобы его выселить. Он согласился на комнатушку в каком-то бараке. Так в его комнате после того, как он покинул ее, обвалился потолок и искалечил счастливых соседей!

— А почему же его к вам посадили?

— Вы знаете наш народ. Желающих причинить зло ближнему у нас хватает. Если его оставить на свободе, несчастные случаи будут продолжаться. Это негуманно.

— Интересно, — спросил Агент, — а как часто попадают в «психушку» партийные работники?

— Никакой статистики на этот счет нет, — ответил Психолог. — К тому же партийных работников в обычных психиатрических больницах не держат. Их сразу забирают в Москву, и там они исчезают. А на местах сообщают о «преждевременной кончине». Это гуманно.

— И что теперь будет с тем заколдованным маляром?

— Тоже заберут в Москву. Там такими экземплярами сейчас очень интересуются.

Я мог бы о таких типах потрясающую книжку написать. Через мои руки их сотни прошло. Но…

— Но?..

— Но вся документация на них засекречена. Книжку такую никто не напечатает. А меня самого из врача превратят в пациента.

— А мы сейчас готовим материалы для секретного доклада Крутова о морально — идеологической ситуации в области, — сказал Агент. — Приказано собрать сведения по принципу «правда, вся правда и только правда». Вы представить себе не можете, какая помойка наш Партград в этом отношении!

— А может быть, в этой помоечности и заключается сила нашей морали и идеологии, — вставил свое замечание я.

— Точно, — сказал Психолог. — Ты гений! Вот кому следовало бы заниматься идеологией!

— Если бы я высказал такую гениальную идею, меня немедленно уволили бы с работы, — сказал Агент. — А где бы после этого я нашел такое сытное место? Нет, пусть уж лучше они там сами выкручиваются.

— Женить тебя надо, — сказал вдруг Психолог ни с того ни с сего, — Хочешь, я тебе устрою такую невесту, что все партградские мужики сдохнут от зависти?

— Где ты ее возьмешь? — спросил Агент. — А то и я не прочь поменять мою старую жену на новую.

— У нас в больнице есть отличные бабы, свихнувшиеся на семье и на преданности воображаемым мужьям. Лучше жену не придумаешь. Не изменит. Дом будет содержать в образцовом порядке. Ну?

— А как ее из больницы отпустят?

— Подпишешь бумажку, что берешь ее под свою ответственность, и все.

— А если она фокусы начнет выкидывать?

— Обменяешь на другую.

— Ничего себе перспектива!

Разговор пустой, как и всякий другой разговор в таких случаях. Но это не имеет значения. Важно то, что мы сидим вместе, какая-то незримая сила делает нас очень близкими друг другу. Бывают такие минуты, когда кажется, что ради них и затеяна вся жизнь. Сейчас была именно такая минута. Мы все это почувствовали.

— Как хорошо, ребята, — сказал Блаженный. — Ради одного такого мгновения стоит страдать годы и даже жизнью пожертвовать.

— Я расскажу вам по этому поводу коротенькую историю, — начал Бард, — Это было в июне 1944 года. День выдался красоты невиданной. Как-то получилось так, что много хорошего совпало. Отличная погода. Прекрасная природа. Затишье на фронте. Предполагавшийся бросок отменили. Нас накормили, как говорится, от пуза. Нам выдали новое обмундирование. Мы помылись, побрились. Настроение было райское. Мы все вдруг стали друзьями. Делились махоркой и хлебом. Сообщили друг другу домашние адреса. Это блаженство продолжалось часа два. Как вдруг нам приказали сдать новое обмундирование и одеть старое. Потом нас построили и погнали бегом на минные поля и проволочные заграждения перед укрепленным пунктом противника. Атака была бессмысленная. Почти весь батальон погиб зря. Потом мы, немногие уцелевшие, узнали, что нам дали те два часа блаженства по ошибке. Ожидалось прибытие самого Сталина на этот участок фронта, и нас спутали с другой частью, в которой должен был «неожиданно» появиться Сталин. Сталин поездку отменил, обнаружилась ошибка с частями, нас решили наказать за ошибку, совершенную не нами. Генерал из Москвы приказал послать нас на мины. Зачем я это рассказываю? Дело в том, что мы немедленно забыли о тех минутах счастья, о которых до этого говорили, что ради них можно страдать годами…