Концептуальная власть на Руси

Не случайно забыли, а постарались забыть прежде всего те, с кем не поехал он в эвакуацию: подвиг беспартийного заместителя председателя правления колхоза возвышал его в глазах населения над ними, а с этим они никак не могли примириться!

Поэтому никто из них «не догадался» после напечатания брошюры «Не забудем, не простим!» в 1945 году представить его за совершенный подвиг к награде хотя бы медалью «За отвагу». Никто не догадался хотя бы в школьном музее иметь его портрет и хранить описание подвига.

С самого 1945 года до последних дней его жизни его ни разу не пригласили ни в одну из школ села и города рассказать о шести месяцах деятельности на посту «старосты».

А пишем везде, говорим: «Не забудем, не простим!»

____________________

Бургомистр и другие местные деятели гражданской администрации оккупантов последовали из Сальска за ставшими для них «нашими» немцами, поспешно отступавшими под ударами Советских войск. Бургомистр Потатука с дочерьми, оставившими детей на попечение родителей их отцов - офицеров Советской Армии, - покинул Сальск вместе с немцами. Туда же отбыл начальник «биржи труда» Евгений Рысаков. Они далеко не ушли: под Ростовом попали в плен к нашим.

После расследования, проведенного соответствующими органами, бывшего бургомистра города Сальска и бывшего начальника «биржи труда» Сальска отправили за Урал отбывать наказание, искупать свою вину.

Дочери в момент пленения с отцом не находились: были при немецких офицерах. Нашим объяснили, что немцы их увезли с собой насильно. Этому поверили: обе были молодые, красивые, и у тех офицеров, кто с ними разбирался, появилось желание не расставаться с ними. Было бы желание: их скоро сделали военнослужащими Советской Армии, зачислили на штатные должности переводчицами, а ППЖ ^[40]они стали по собственному желанию. На этих должностях Наточка дошла до Берлина, а Верочка - до Праги. По окончании войны стали женами тех офицеров, коим служили как ППЖ. Создали новые семьи. Как участницы войны награждены в 40-ю годовщину Победы орденами Отечественной войны ^[41].

В Сальске ни одна из них после войны не появлялась. Бывшие их мужья, сальчане, живут и работают в этом городе. Отец «девиц» Потатука, в середине 60-х годов заезжал в Сальск после отбытия срока наказания. Сказал знакомым, что Евгений Рысаков умер в заключении в начале 50-х годов.

Активный сотрудник местной газеты оккупантов для русского населения, ярый клеветник на Родину, на народ, на коммунистическую партию, Красную Армию Валентин Ланговой и самый лютый, самый страшный полицай в Сальске Николай Красночубов ушли вместе с немцами и затерялись неизвестно где.

В начале 60-х годов в Сальск приехал по туристической путевке старший брат Лангового - бывший белый офицер, эмигрировавший в Польшу по окончании гражданской войны. Там он принял польское подданство, обзавёлся семьей и жил во время оккупации Польши фашистами и всю Великую Отечественную войну. Старый знакомый семьи Ланговых А. Кечеджиев тогда с ним встречался, говорил. По его словам старший брат возмущался тем, что младший изменил Родине. А сам?

Просто по жизни - нравственно правый человек

Об истинном характере деятельности И. П. Якубы на посту старосты в период фашистской оккупации мы знаем благодаря двум обстоятельствам: во-первых, гестапо до него не успело добраться; во-вторых, официальная журналистика зафиксировала этот факт в брошюре 1943 г. издания, хотя и осмыслила его в меру своего понимания (месть немцам за потерянный в прошлой войне глаз) и постаралась приспособить к тогдашним потребностям агитации и пропаганды (спасайте наших людей, - бросает клич Якуба).

Что же в действительности намеревался делать И. П. Якуба, приняв решение стать старостой при оккупантах, и как сложились обстоятельства, в которых ему пришлось работать на благо Родины на этом посту, мы узнали только из записи разговора с ним самим, который имел место накануне двадцатилетия Победы Советского народа в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг. Это не было официальное «интервью с земляком-героем», приуроченное к случаю, взятое профессиональным пустобрехом-журналистом. Это была дружеская беседа двух защитников Отечества, принадлежавших к разным поколениям и знакомых друг с другом на протяжении нескольких десятилетий, поэтому в ней Иван Петрович попросту, без журналистской патетики, рассказал, как было дело, и как он ко всему этому относится.

Для него это был не подвиг, а просто часть его жизни - сознательно целеустремлённая деятельность в сложившихся вокруг него обстоятельствах: он не лез в петлю и не искал чинов, наград, льгот будущим ветеранам и т. п.; он просто делал то, что находил полезным для блага народа; к этому его никто не обязывал в приказном порядке, его не принуждали под страхом чего-либо, его не упрашивали и не выдвигали как своего доверенного человека жители села. А завершив это служение народу, он продолжал жить так просто, что о его служении народу все забыли.

Он увидел грядущее бедствие и по своему нравственному произволу принял на себя сам заботу о соотечественниках в трудное для всех время. Тем самым он взял в свои руки концептуальную власть в масштабах села Воронцово-Николаевское в период его оккупации врагом. С этого момента в Воронцово-Николаевском гитлеровскому полновластию не было места. И было это возможным потому, что, с одной стороны, оккупанты были убеждены, что Иван Петрович - действительно «их староста», верный раб и покорный слуга, хотя и малость тупой, как и все эти русские-унтерменши; а с другой стороны, и большинство односельчан в этом тоже нисколько не сомневались, в противном случае те, кто считает, что жить нужно «прямо сейчас» выдали бы его оккупантам, некоторые (такие как Красночубов, Глазко, Потатука с дочками и мерзавцы помельче), возможно, из желания занять эту «почетную» и безопасную при власти немцев должность.

Безусловно, что в войну было множество старост и прочих пособников оккупантов, которые действительно изменили своему народу кто из страха, кто из близорукого своекорыстия. Но не о них речь в настоящей записке.

Мы думаем, что во всём множестве сёл, деревень, городов и городков Союза, оказавшихся в зоне нацистской оккупации, были и другие «немецкие старосты», принявшие на себя Русскую концептуальную власть, хотя они и не составляли большинства среди тех, кто сотрудничал с оккупантами и не знали таких слов «концептуальная власть». Но не все они смогли избежать лап гестапо; не обо всех из них вовремя вспомнили разведотделы, чьи кадры они защитили от гестапо неподдельными «аусвайсами» (удостоверениями личности), выдаваемыми оккупационной властью; не все такие «пособники» оккупантов смогли оправдаться впоследствии и перед ретивыми до глухоты и слепоты следователями отечественных спецслужб; не обо всех сохранились воспоминания.

Имена всех тех, кто в тяжелую годину делом показал, что ОН - И ОДИН В ПОЛЕ ВОИН, - Бог весть. И мы должны быть им всем благодарны: они своею волей приняли на себя то, что другим было либо не по силам, либо от чего другие массово уклонялись на протяжении всех лет мирной передышки по завершении гражданской войны, тем самым сделав возможным само нападение фашистской Германии на Советский Союз 22 июня 19 41 года.

Чем отличалась концептуальная власть И. П. Якубы от концептуальной власти И. В. Сталина (а равно от какой бы то ни было иной концептуальной власти)? - качественно ничем; количественно - областью досягаемости и степенью влияния враждебных концепций на текущее управление по полной функции каждым из них.

Партийный большевик И. В. Сталин изобразил из себя «всесоюзного старосту» ^[42]в глазах троцкистов - иудейских интернацистов, прикрывавших большевистскими лозунгами справедливости и искоренения эксплуатации человека человеком несомую ими доктрину построения глобального расового «элитарно»-невольничьего строя.