Концептуальная власть на Руси

Городскую «биржу труда» возглавил сын умершего накануне первой мировой войны жандарма железнодорожной станции Торговая (теперь город Сальск), бывший комсомолец ячейки РКСМ ^[38]школы II ступени имени Карла Маркса, член партии, преподаватель железнодорожной средней школы Рысаков Евгений.

В редакции местной фашистской газеты для населения активно и вдохновенно стал работать сын бывшего управляющего хлебными ссыпками хлеботорговца Парамонова в поселке при станции Торговая, бывший комсомолец той же ячейки РКСМ Ланговой Валентин.

В городскую полицию пошли служить те, кто ненавидел Советскую власть уже тогда, когда шла гражданская война, - в основном сыновья бывших сельских богатеев и нэпманов. Но среди полицаев были и сыновья некоторых потомственных рабочих города. Все эти люди добровольно, активно стали служить «новой власти».

Через несколько дней после возвращения из «эвакуации» И. П. Якуба с тт. Кобзарем и Шпаком обратился к оккупационным властям города с заявлением о том, что до их прихода село Воронцово-Николаевское имело свой сельский совет, а теперь нет никакой власти. Просили по «поручению» граждан назначить в село старосту.

Оккупанты приветствовали такую инициативу самих жителей села, приказали собрать сход граждан. На том собрании в их присутствии Ивана Петровича Якубу избрали старостой села Воронцово-Николаевского. «Староста» подобрал себе аппарат и разместился с ним в здании бывшего сельсовета. Приступил к исполнению обязанностей.

И. П. Якуба, идя на такое дело, не ошибся в том, что ему поверят не только немцы, но поверят и односельчане: его отец безупречно служил царю, сам он отважно сражался «за веру, царя и Отечество» в первую мировую войну, а Советской власти якобы служил потому, что другого выхода не было: надо было приспосабливаться для того, чтобы выжить; теперь германская армия избавила от неё, и «новой власти» он послужит «верой и правдой»!

Уже в первые дни деятельности «староста» понял, что на этом посту ему придётся не столько смотреть, куда граждане «потянут» колхозное имущество, сколько предстоит послужить советским людям, Родине в условиях фашистской оккупации. Он отдавал себе отчет в том, что за это, если «не угодишь» немцам, - поплатишься головой, а угождая фашистам, - у односельчан заработаешь «славу» немецкого холуя, предателя Родины, презрение и ненависть.

Иван Петрович рассказывал:

«Наши здоровые люди с оружием в руках на фронтах Отечественной войны били фашистов, меня инвалида в действующую армию не взяли, поэтому решил помогать своим в немецком тылу. Для этого надо было стать «старостой».

Писатель К. Гусев зря написал о том, что мною руководило желание «свести старые счеты с немцами за потерянный глаз». Без этого глаза я благополучно прожил с 1916 по 1942 год, мог жить и дальше: здоровье имелось. Надо быть дураком, чтобы ради мести за него одевать на шею самому себе петлю и каждый день ждать, когда тебя вздернут на виселицу!»- этими словами бывший «староста» закончил свой ответ на мой первый вопрос.

На второй вопрос об организации побега 42-х заключенных из концлагерей городов Сталино и Таганрога он ответил: «Таким делом я не занимался!» - и рассказал, как оно произошло.

Оккупационные власти города непосредственную связь со старостой села действительно держали через переводчика немца Генриха Курта, - гуляку и пьяницу, готового за водку, как говорится, продать душу черту.

Однажды Курт явился с распоряжением старосте подобрать 15 трактористов. Иван Петрович ответил, что в селе трактористов нет: одни воюют на фронтах, другие попали в плен и содержатся в концлагерях. Вспомнил о тех, за кого просили родственники, и сказал:

– Наши трактористы есть в лагерях военнопленных в Таганроге и Сталино, их там 42 человека. Если из лагерей выпустят, то будут трактористы.

– Шнапс ист?

– Залью водкой! - ответил Якуба. Были выписаны 42 пропуска с характеристиками и отзывами.

Бумаги от оккупационных властей города с просьбой освободить трактористов доставил старосте Курт.

Колхозники М. Блажко и Лопатин с этими документами забрали военнопленных, доставили их в село Воронцово-Николаевское в распоряжение старосты. Он отпустил их по домам, обязав стать на учет по месту жительства. Властям доложил о том, что 42 тракториста прибыли.

Больше о них немцы не спрашивали, по-видимому потому, что отпала необходимость. Никакого побега не было. Переводчика Курта напоили так, как ему хотелось. Освобожденные прожили дома до изгнания оккупантов из тех мест.

Бургомистр Потатука и староста Якуба обязаны были выполнять все требования германских оккупационных властей и выполняли, но… по разному. Население города в связи с необходимостью жить под властью оккупантов шло по месту жительства либо к бургомистру либо к старосте.

Уже в первые дни пребывания в этой должности Ивана Петровича оккупационные власти объявили о явке в гестапо для регистрации евреев, военнослужащих Советской Армии и членов их семей, коммунистов и комсомольцев, активистов общественных организаций. Предупредили об ответственности за неявку и укрывательство.

По словам И. П. Якубы первым к нему пришёл врач городской больницы Стаценко. Его жена - зубной врач, еврейка Дубинская. Оба люди не молодые. Он спросил старосту:

– Иван Петрович, как мне быть с женой?

– Она твоя жена. Сам решай, как быть. Тебя все здесь знают, знают и её: люди помогут! - ответил он. Стаценко ушёл… в гестапо и заявил. Когда возвратился домой, Дубинской уже не было: увезли гестаповцы.

В те же дни к нему в «сельсовет» пришла девушка-еврейка, эвакуированная из Днепропетровска. В Сальске она заболела и отстала от своих, уходивших на восток. К старосте явилась с таким же вопросом, как врач Стаценко.

– Иди дивчина за речку в колхоз имени Артюхиной. Найди председателя, скажи ему, что я прислал: будешь колхозницей до прихода наших войск.

Она жила и работала в колхозе до изгнания оккупантов из Сальска. После освобождения города нашими войсками встретилась со «старостой» на улице, упала на колени и благодарила за спасение.

«Я не понял, что происходит, почему она так делает. Забыл о ней. Она напомнила, когда поднял и поставил на ноги,» - пояснил Иван Петрович.

К нему шли многие жители села и доносили о том, что у них или у соседей живут семьи отступивших на восток наших офицеров. В таких случаях он заявителям говорил: «Сегодня приеду сам и разберусь!» Приезжал, предлагал такой семье немедленно покинуть квартиру при этом говорил, к кому, в каком районе села необходимо переселиться, сказав там: «Меня к вам прислал староста Якуба!», а старым хозяевам не говорить, куда уехали.

Однажды к нему явился полицай Красночубов Николай (мой бывший художник в стенгазете «На пути», которую выпускали комсомольцы села в 1920-е годы). Вместе они поехали на линейке ^[39], запряженной парой лошадей в полицию. По дороге встретили бывшего секретаря сельсовета, члена партии Диденко. Красночубов схватил вожжи и закричал: «Якуба! Останови лошадей: вон идёт Диденко, я сейчас застрелю эту гадину!» Иван Петрович вырвал вожжи, погнал лошадей, проговорив: «Без меня стреляй всех подряд, кого встретишь, а со мною делать этого не дам: ты подорвешь доверие ко мне односельчан!»

В тот день он посетил Диденко, выругал его и приказал ему скрыться: «Тебя здесь знает каждая собака, а Красночубов сегодня увидел тебя и хотел застрелить!»

На восточной окраине села сделал вынужденную посадку наш подбитый самолет. Летчик покинул машину и в ближайшем доме попросил хозяев спрятать его. Спрятали, а утром хозяин дома пришел и доложил старосте, что прячет у себя летчика.

Якуба хозяина дома знал и на его вопрос: «Что с ним делать дальше?» - ответил: «Переодень его в свою одежду, я дам справку, кто он и куда направляется. Пускай скорее уходит из села.» Фамилию летчика хозяин не знал. Придумали фамилию сами.