История всемирной литературы Т.3

Тиль Эйленшпигель сродни всем этим ловкачам и плутам. Дразнить и дурачить людей Тиль начал уже в детстве. С годами Эйленшпигель превратился в виртуоза озорных проделок. В этом он ничуть не уступал своим предшественникам. Подобно попу Амису, он, например, писал для ландграфа Гессенского картину, которую могли увидеть только рожденные в законном браке. Однако если поп Амис и поп из Каленберга все-таки принадлежали к привилегированному сословию, хотя и стояли на низших его ступенях, то крестьянский сын Тиль Эйленшпигель был подмастерьем, т. е. принадлежал к наиболее бесправным кругам тогдашнего города. И это обстоятельство придавало его проделкам, иногда довольно циничным и даже как будто бесцельным, особый смысл.

Шутовство Тиля становилось своеобразным выражением духа народной оппозиции. Оно расшатывало устои старого мира, приближавшегося к потрясениям Реформации и Великой крестьянской войны. Ведь Тиль насмехался над сословными предрассудками дворян и князей, над алчностью и сластолюбием духовенства, над схоластикой и святыми реликвиями, над легковерием, косностью, скупостью и тупостью людей. При этом, в отличие от попа Амиса и героев более поздних плутовских романов, Тиль не преследовал корыстных целей. Материальный расчет не являлся основным стимулом его поступков. Он укорял власть имущих за то, что на неправое, злое дело смотрели они сквозь пальцы, «нередко подвигнутые к тому деньгами и дарами». Шутовство не принесло Эйленшпигелю богатства, но воспитывало в нем дерзкое свободолюбие. Бельгийский писатель Шарль де Костер верно уловил эту тенденцию, превратив в романе «Легенда о Тиле Уленшпигеле и Ламме Гудзаке» (1867) героя народной книги в борца за освобождение Фландрии.

Альбрехт Дюрер.

Иллюстрация к «Кораблю дураков» С. Бранта

Гравюра из первого издания книги. Базель, 1494 г.

Перед Реформацией новыми красками заиграл также жанр сатирико-дидактического «зерцала», который наряду со шванком являлся одним из основных жанров бюргерской литературы Средних веков. Сатира шла в этой литературе рука об руку с назиданием: поэты из бюргерских кругов любили поучать.

На исходе XV в. базельский гуманист Себастиан Брант (1457—1521) написал на немецком языке сатирико-дидактическое зерцало «Корабль дураков» (1494), восторженно встреченное современниками. Книга еще тесно связана со средневековой традицией. Тут и старомодный книттельферз (силлабический стих), и назидательность, и стремление аккуратно перечислить пороки, обременяющие землю. В то же время в этой самобытной и глубоко национальной книге немецкий гуманист зовет окружающий мир на суд Разума. Все уродливое, несправедливое, темное рассматривает он как проявление человеческого неразумия; уже не грешники, но глупцы наполняют его сатиру. Поэт перестал быть церковным проповедником. На обширном корабле он собирает многолюдную толпу дураков, отправляющихся в Наррагонию (страну глупости). Этот парад дураков возглавляет мнимый ученый, всегда готовый пустить пыль в глаза, а на самом деле едва знающий несколько латинских слов и набивающий дом книгами лишь для того, чтобы прослыть эрудитом. За ним следует длинная вереница дураков, олицетворяющая те или иные нравственные, социальные или политические изъяны. Тут и скряга, и рабы моды, и родители, легкомысленно относящиеся к воспитанию, и склочники, и астрологи, и азартные игроки, и взяточники, и сквернословы, и многие другие.

Самой большой и самой распространенной «глупостью» Себастиан Брант считал себялюбие, которое разъединяет людей и калечит их души. Помышляя о личной выгоде, себялюбцы пренебрегают общим благом и тем самым содействуют упадку немецкого государства. Корысть овладела людьми. Господин Пфеннинг стал править миром. Он изгоняет из мира справедливость, дружбу, любовь и кровное родство.

Оглядываясь по сторонам, Брант видит великое неустройство, царящее в Германии как в малом, так и в большом. Не будучи пророком Реформации, обнаруживая подчас консервативные взгляды, Брант в то же время ратует за обновление немецкой жизни. Он понимает, что страну ожидают потрясения. Ожидают они и католическую церковь. «Кораблик св. Петра сильно качает, я боюсь, как бы он не пошел ко дну, волны с силой бьют в него, будет большая буря и много горя». В духе времени Брант представлял себе эту приближающуюся социальную бурю в грозных образах «Апокалипсиса». «Время близится! Близится время!» — восклицает поэт, и ему кажется, что антихрист стоит у дверей.

Как сатирик, Брант тяготеет к карикатуре, к лубочной ксилографической угловатости, к площадному острословию. Но лубочность Бранта далека от того могучего площадного гротеска, который спустя несколько десятилетий утвердился в романе Рабле. Конечно, фигуры дураков, наполняющие сатиру Бранта, связаны с традицией народного лицедейства. Однако персонажей Бранта связывает с карнавалом дурацкий колпак с бубенчиками, и сатирик не выходит за пределы житейской повседневности. Его дураки — это люди обычные, часто встречающиеся в городах и селах Германии: сатира Бранта лишена сказочного гиперболизма. Успеху сатиры, несомненно, содействовали и превосходные иллюстрации, гравированные по рисункам молодого А. Дюрера. В 1498 г. «Корабль дураков» был переведен на латинский язык гуманистом Я. Лохером и таким образом стал достоянием всей культурной Европы. «Похвала Глупости» Эразма Роттердамского испытала на себе влияние брантовской сатиры. На «Корабль дураков» опирались немецкие сатирики XVI в. «Литература о дураках» (Narrenlitteratur) стала особой ветвью немецкой сатиры предреформационного периода.

Талантливым последователем Бранта был уроженец Эльзаса францисканский монах Томас Мурнер (1475—1537). В 1512 г. увидели свет его лучшая сатира «Заклятие дураков» и написанная, видимо, несколько позднее сатира «Цех плутов». Вслед за Брантом и Эразмом Роттердамским, умело используя личины «литературы о дураках», Мурнер набрасывает широкую сатирическую картину современной жизни. Сатира Мурнера острее и резче сатиры Бранта. Чувствуется, что страна приблизилась к потрясениям Реформации. Пренебрегая заветами Христа, князья церкви утопают в роскоши и праздности, в то время как их духовное стадо влачит жалкое существование. Из пастырей они превратились в волков. Продаются церковные должности. Продается совесть. Толпы ненасытных монахов, привыкших к безделью, рыскают по стране в поисках легкой наживы. Дьявол стал настоятелем многих немецких монастырей. Рыцари грабят на большой дороге, безжалостно обращаются с крестьянами, выколачивая из них последний грош. Мурнер понимает, что на плечи народа возложено непосильное бремя. По его словам, «бедняк в такой мере задавлен всякого рода поборами, что он уже почти не может жить». Во имя справедливости, во имя общего и своего личного блага большие и малые господа должны перестать сдирать шкуру с крестьянина. В противном случае Германии не избежать мужицкого бунта. И хотя поэт осуждает крестьян, готовых пустить в ход кулаки, прогнать дворян и перебить всех клириков, он понимает, что неразумие власть имущих может довести страну до катастрофы. Сетует Мурнер также на рост политического партикуляризма, в котором повинны прежде всего князья. Мало того, что они содействовали развалу империи, они еще запятнали себя тираническим произволом, вовсе не думая о том, «что мы такие же люди, как и они».

Сатира Мурнера привлекала остротой, была близка широким общественным кругам, приближавшимся к Реформации. Духу времени соответствовала и унаследованная от Бранта резкая ксилографическая манера, позволявшая отчетливо рисовать разнообразные фигуры дураков и плутов, сновавших по городам и весям империи. Сатирические зарисовки Мурнера отличаются большой жизненной конкретностью. Перед нами не абстрактные схемы пороков, но вполне реальные люди, связанные с определенной житейской обстановкой. Поэт охотно прислушивается к голосу народа. Ему хорошо знакомы народные пословицы и поговорки. «Кто хочет познакомиться с нравами того времени, кто хочет изучить немецкий язык во всей его полноте, тому я советую внимательно читать мурнеровские творения», — писал Лессинг.