Фома Гордеев

чим, модные шляпы на башки воткнем, и всё там, что надо, сделаем для того, чтобы свое обличье потерять... И ничем нас от других людей не отличишь... Завели такой порядок, чтобы всех детей в гимназисты отдавать... И купцов, и дворян, и мещан - всех под один колер подгоняют... Оденут в серое и учат всех одной науке... растят человека, как дерево... Зачем это? Никому не известно... И полено одно от другого хоть сучком да отличается, а тут хотят людей так обстрогать, чтобы все на одно лицо были... Скоро нам, старикам, крышка... да -а! Может, никто уж и не поверит через пятьдесят эдак лет, что на свете я жил... Ананий, Саввин сын, по прозвищу Щуров... так-то! И что я, Ананий, окромя бога, никого не боялся... И что был я в молодости мужик, а земли имел две с четью десятины, а под старость накопил одиннадцать тысяч десятин и всё под лесом... да денег, может, два миллиона...

- Вот всё говорят - деньги? - сказал Фома с неудовольствием. - А какая от них радость человеку?

- Мм... - промычал Щуров. - Плохой из тебя купец будет, коли ты силы денег не понимаешь...

- Кто ее понимает? - спросил Фома.

- Я! - уверенно сказал Щуров. - И всякий умный человек... Яшка понимает... Деньги? Это, парень, много! Ты разложи их пред собой и подумай - что они содержат в себе? Тогда поймешь, что всё это - сила человеческая, всё это - ум людской... Тысячи людей в деньги твои жизнь вложили. А ты можешь все их, деньги-то, в печь бросить и смотри, как они гореть будут... И будешь ты в ту пору владыкой себя считать...

- Этого не делают...

- Оттого, что у дураков денег не бывает... Деньги пускают в дело... около дела народ кормится... а ты надо всем тем народом - хозяин... Бог человека зачем создал? А чтобы человек ему молился... Он один был, и было ему одному-то скучно... ну, захотелось власти... А как человек создан по образу, сказано, и по подобию его, то человек власти хочет... А что, кроме денег, власть дает?.. Так-то... Ну, а ты - деньги принес мне?

- Нет... - ответил Фома. От речей старика в голове у него было тяжело и мутно, и он был доволен, что разговор перешел наконец на деловую почву.

- Это напрасно! - сказал Щуров, строго нахмурив брови. - Срок прошел - надо платить...

- Получите завтра половину...

- Зачем половину? Все давай!

- Уж очень нам теперь нужны деньги-то...

- А их нет? Однако и мне нужны...

- Подождите!

- Э, брат, ждать не буду! Ты не отец... ваш брат, молокосос, народ ненадежный... в месяц можешь ты всё дело спутать... а я от того убыток понесу... Ты мне завтpa все подай, а то векселя протестую... У меня это живо!

Фома смотрел на Щурова и удивлялся. Это был совсем не тот старик, что недавно еще говорил словами прозорливца речи о дьяволе... И лицо и глаза у него тогда другие были, - а теперь он смотрел жестко, безжалостно, и на щеках, около ноздрей, жадно вздрагивали какие-то жилки. Фома видел, что, если не заплатить ему в срок, - он действительно тотчас же опорочит фирму протестом векселей...

- Что,