Фома Гордеев

й труп человека с расколотым черепом. Говорили на селе, что Щуров сам убил работника своего, - убил и сжег. Такие речи говорились о многих богачах города, - все они будто бы скопили миллионы путем грабежей, убийств, а главное - сбытом фальшивых денег. Фома с детства прислушивался к подобным рассказам и никогда не думал о том, верны они или нет.

Знал он также о Щурове, что старик изжил двух жен, - одна из них умерла в первую ночь после свадьбы в объятиях Анания. Затем он отбил жену у сына своего, а сын с горя запил и чуть не погиб в пьянстве, но вовремя опомнился и ушел спасаться в скиты, на Иргиз. А когда померла сноха-любовница, Щуров взял в дом себе немую девочку-нищую, по сей день живет с ней, и она родила ему мертвого ребенка... Идя к Ананию в гостиницу, Фома невольно вспоминал всё, что слышал о старике от отца и других людей, и чувствовал, что Щуров стал странно интересен для него.

Когда Фома, отворив дверь, почтительно остановился на пороге маленького номера с одним окном, из которого видна была только ржавая крыша соседнего дома, - он увидал, что старый Щуров только что проснулся, сидит на кровати, упершись в нее руками, и смотрит в пол, согнувшись так, что длинная белая борода лежит на коленях. Но, и согнувшись, он был велик...

- Кто вошел? - не поднимая головы, спросил Ананий сиплым и сердитым голосом.

- Я. Здравствуйте, Ананий Саввич... Старик медленно поднял голову и, прищурив большие глаза, взглянул на Фому.

- Игнатов сын, что ли?

- Он самый...

- Ну... Садись вон к окну, -поглядим, каков ты! Чаем, что ли, попоить?

- Я бы выпил...

- Коридорный! -крикнул старик, напрягая грудь, и, забрав бороду в горсть, стал молча рассматривать Фому. Фома тоже исподлобья смотрел на него.

Высокий лоб старика весь изрезан морщинами. Седые, курчавые пряди волос покрывали его виски и острые уши; голубые, спокойные глаза придавали верхней части лица его выражение мудрое, благообразное. Но губы у него были толсты, красны и казались чужими на его лице. Длинный, тонкий нос, загнутый книзу, точно спрятаться хотел в белых усах; старик шевелил губами, из-под них сверкали желтые, острые зубы. На нем была надета розовая рубаха из ситца, подпоясанная шелковым пояском, и черные шаровары, заправленные в сапоги. Фома смотрел на его губы и думал, что, наверное, старик таков и есть, как говорят о нем...

- А мальчишкой-то ты больше на отца был похож!.. -вдруг сказал Щуров и вздохнул. Потом, помолчав, спросил: - Помнишь отца-то? Молишься за него? Надо, надо молиться! - продолжал он, выслушав краткий ответ Фомы. -Великий грешник был Игнат... и умер без покаянья... в одночасье... великий грешник!

- Не грешнее, чай, других-то, -хмуро ответил Фома, обидевшись за отца.

- Кого -к примеру? -строго спросил Щуров.

- Мало ли грешников!

- Грешнее Игната -покойника один есть человек на земле -окаянный фармазон, твой крестный Яшка...- отчеканил старик.

- Вы это верно знаете? - осведомился Фома, усмехаясь.

- Я? Я знаю! -