Марк Твен

Марк Твен саркастически рисует мечты ханжи-«благотворителя». Ангел сообщает, сколько было ликования на небесах по поводу «щедрости» Эндрью Ленгдона. «Весь райский сонм наблюдает вас по воскресеньям, когда вы едете в церковь в своем новом экипаже, а когда вы подносите руку к тарелке, куда опускают пожертвования, ликующий крик неизменно проносится по небесному пространству, достигая даже отдаленных пламенеющих стен преисподней: «Еще десять центов от Эндрью!»

Политическое содержание буржуазного ханжества не только уловлено Твеном, но и отлито в четкую художественную форму. Буржуа-капиталисту необходимо оправдать свои чудовищные прибыли и «доказать» обобранному и эксплуатируемому рабочему люду, что прибыли «бог посылает», что богатство — награда за «добрые дела». А кто добродетелен, тот предназначен в обществе играть руководящую роль.

Твен-сатирик устанавливает истинную цену буржуазной ханжеской «добродетели»: десять центов!

Десять центов «на бедных» должны оправдать 45 тысяч долларов ежемесячного дохода. Церковная филантропия на службе у американского бизнесмена дает поистине колоссальные прибыли.

За десять центов ловкий мошенник хочет купить землю и небо и превратить ангелов в услужливых клерков.

Чтобы «алчная пасть самого скаредного существа, которое когда-либо жило на земле», не оскверняла больше ее своим присутствием, Твен готов отправить ее… в рай. Ангел-хранитель пишет своему хозяину: «Авраам, рыдая от обуревавших его чувств, приготовился упокоить вас в своем лоне и даже вывесил ярлычок: «Занято и оплачено». А Петр-ключарь, проливая слезы, сказал: «Пусть он только прибудет, мы устроим факельное шествие».

Излюбленный Марком Твеном сатирический и юмористический мотив: ад — для настоящих людей, а рай — для святош, ханжей, стяжателей и всякой человеческой нечисти [336] — получает в этом рассказе законченный и точный социальный смысл.

Обличительная сила «Письма» раскрывается еще полнее, если его сопоставить с другими произведениями этого же времени. Так, не следует забывать, что рассказ написан одновременно со статьей «Рыцари труда».

Еще в 1877 году, в период повсеместного роста стачек и забастовок, Марк Твен высказывал горячие симпатии «воинствующему труду» [337]. С годами и с ростом рабочего движения эти чувства только обострились. «Твен всегда сохранял страстный интерес к тем, кто восставал против растущей капиталистической эксплуатации рабочего класса» [338].

Статья Марка Твена «Рыцари труда» — новая династия» — одно из тех смелых боевых произведений, которое не увидело света при жизни писателя. В биографии Марка Твена, изданной Альбертом Пейном в 1912 году, были приведены несколько строк из нее; статья в целом оставалась неизвестной. Лишь в 1957 году-спустя 71 год с того времени, как она была написана Марком Твеном, — рукопись статьи была найдена в архивах Калифорнийского университета и опубликована [339].

Статья рождена невиданным размахом рабочего движения в США в 80-х годах XIX века, того самого, которое, по выражению Ф. Энгельса, распространилось «с быстротой степного пожара» и потрясло американское общество «до самых его оснований» [340].

За полтора месяца до первой в мире всеобщей первомайской забастовки американских рабочих, в разгар клеветнической кампании, которую вела буржуазная печать США против рабочей организации «Рыцари труда», Марк Твен произнес речь «Рыцари труда» — новая династия». Это было 22 марта 1886 года в Вечернем клубе Хартфорда. Речь прозвучала тем более смело и дерзко, что была адресована промышленникам, подавлявшим рабочие забастовки. Вскоре Марк Твен переделал речь в статью и послал ее У. Д. Гоуэлсу, редактировавшему бостонские журналы и газеты. Тот прочел, по его словам, «с захватывающим интересом и удовольствием», похвалил («лучшая вещь из сказанного на эту тему»), но не напечатал. В течение двух лет Марк Твен не расставался с мыслью увидеть статью в печати, но так и не дождался этого. «Ни одну газету вам не удастся повернуть лицом к фактам настоящей ситуации», — писал У. Д. Гоуэлс Марку Твену в апреле 1888 года. Грозная статья оказалась прочно упрятанной в пыльных архивах — вплоть до наших дней.

В ней Марк Твен рассматривает не только проблему взаимоотношений угнетенных и угнетателей как кардинальнейшую проблему эпохи, но и рисует контуры нового мира, где властелином («монархом») будет рабочий класс. Статья так важна для понимания общественно-политических позиций Марка Твена и всего его творчества, что стоит привести здесь самые существенные фрагменты — из тех, что стали недавно известны.

«Кто угнетатели? — спрашивает Марк Твен. — Их немало: король, капиталист и множество других надсмотрщиков и управителей. Кто угнетенные? Их много: народы на земном шаре, талантливые личности, рабочие, те, кто производит хлеб, [341] который едят белоручки и бездельники. Почему считается правильным отсутствие справедливого разделения ценностей вообще? Потому что закон и конституция не предписывают другого. Из этого следует, что, если закон и конституции были бы повсюду изменены и заявили бы о более справедливом и равном разделении, это стало бы признаваться правильным. Выходит, что в политическом устройстве прерогатива силы обусловливает сущность права; получается, что прерогатива силы создает право — или, если пожелает, не создает.

Реальна ли сейчас эта сила, или она является фикцией? До сих пор она была реальна, но беру на себя смелость заявить, что отныне в нашей стране она навсегда превратилась в пыль и прах. Потому что более могущественная сила, чем любая королевская власть, поднимается на земле этого поистине свободолюбивого мира, и имеющие глаза пусть увидят блеск ее знамен, имеющие уши услышат поступь ее воинства; и могут придираться и насмехаться, и сыпать словесными аргументами, но, благодаря богу, она воздвигнет свой трон и поднимет свой скипетр, и появится хлеб для голодных, одежда для нагих; засветятся надеждой померкшие глаза; исчезнут преступления знати, и справедливый властелин возьмет ему принадлежащее.

…Он будет энергичным, твердым, иногда безжалостным, — он должен быть таким — до тех пор, пока умелые люди труда не будут собраны в его цитадель и не укрепят его трон. Пока запасемся терпением.

…Ждать уже недолго; его день уж близок: его когорты собраны, они в пути, его труба зовет, они отвечают, с каждой неделею они все ближе; смотрите — еще десять тысяч новых бойцов влились в ряды, и звук их мерной поступи усилил гром, рожденный движением его могучих батальонов. Он является самым изумительным продуктом наивысшей гражданственности, которую когда-либо видел мир, самым ценным и самым лучшим, и создан не каким-либо другим веком, а этим, и не в какой-либо другой стране, а в этой, и порожден не какой-либо более низкой цивилизацией, а только этой. Его настоящие ценнейшие практические знания — те, которые дают неоспоримое право на верховную власть, — совершенно не похожи на образование королей и знати, столетиями стоящих у руля управления и выдающих за знания пустословие, детский лепет, то, что может вызвать лишь презрительную усмешку.

…Он прошел долгий и утомительный путь — созвездия в своем медленном течении далеко уходят от места зарождения, — но в конце концов он здесь. Он есть и будет существовать. Он — порождение величайшего века, какое только знали народы мира. Вы не посмеете насмехаться над ним — это время уже прошло. Перед ним самое справедливое дело, которое когда-либо дано было содеять человеку; и он свершит его. Да, он здесь; и вопрос не в том — как это было в течение тысячелетий, — что делать с ним? Впервые в истории он сам устраивает свои собственные дела. В наше время он не ручей, прорвавший плотину, — он само море!» [342].