Марк Твен

«С тех пор как я научился говорить, я проявляю большой интерес к народу и системе управления», — заявляет Твен в начале рассказа [322].

И дальше зыражено признание, свидетельствующее о глубоком разочаровании Марка Твена в политических принципах буржуазной демократии. «Нация установила всеобщее избирательное право», — пишет Твен. Но «результат неудовлетворителен» [323].

Чтобы понять, против чего и кого восставал Твен, нужно обратиться к реальной политической жизни США. В годы после Гражданской войны у власти стояла республиканская партия. Но подъем рабочего и фермерского движения в стране пошатнул положение «республиканцев». Взяточничество, подкупы, хищения государственных средств, спекуляции должностями и служебным положением, обнаруженные во время президентства Гранта, еще более-ослабили правящую партию. К власти рвались лидеры демократической партии, не брезгуя никакими средствами — шантажом, подкупом, угрозами, насилием. Политические «боссы» демократической партии открыто и беззастенчиво покупали голоса темных, неграмотных рабочих, негров-кропперов, иммигрантов, не знающих английского языка. С помощью купленных голосов они проводили на выборные должности своих ставленников, обычно завзятых реакционеров.

В Хартфорде, где жил Твен, было много иммигрантов (главным образом ирландцев) — малоквалифицированных рабочих, которых агенты поставляли на многочисленные хартфордские фабрики.

«Демократы» Хартфорда скупали их голоса, также как и труд, и оказывались победителями во время различных избирательных кампаний. «Республиканцы», стремясь удержать власть, перенимали приемы политической коррупции и часто оказывались в отношении мошеннических сделок впереди «боссов» демократической партии. В письме к Ориону Клеменсу от 27 марта 1875 года Марк Твен пишет об «эре коррупции» в политике как о «национальном явлении», политиков называет «разлагателями» общества и ставит на одну доску и республиканскую и демократическую партии.

В «Удивительной республике Гондур» Марк Твен описывает вымышленную страну, где найден новый принцип избирательного права, который Твен считает справедливым, — давать одному и тому же человеку тем большее количество голосов, чем выше его образование, «хотя бы он не имел никакой собственности», — добавляет Твен [324]. Голоса, добытые образованием, Твен называет «бессмертными», в отличие от «смертных» (преходящих), которые он устанавливает для обладателей собственности.

«Таким образом, образованные являются более привилегированными, — пишет Твен, — и более преуспевающими, чем богатые; образованные люди будут целиком контролировать богатых» [325]. Твен возлагает большие надежды на «справедливость, широкие взгляды и гуманность» образованных людей, которые в «республике Гондур» составят «баланс силы» в политике.

Как бедный человек сможет получить образование, чтобы соперничать с богатым на политической арене, — Твен над этим не задумывается. В его утопии описан сапожник, который был неграмотным, а затем сдал экзамены за высшую школу, астроном, который «не имеет никаких денег, но ужасно образован». «В девяти бессмертных голосах его политический вес!» — патетически восклицает Твен.

С помощью своей системы Твен надеется изгнать «неграмотных и некомпетентных людей» из правительственных учреждений.

В «удивительной республике Гондур» в члены правительства допускаются женщины. В стране учреждено огромное количество школ и «свободных колледжей». Гондур — страна — знания.

Утопия Марка Твена — свидетельство его размышлений и политических исканий. Он болеет за судьбы родины, его не удовлетворяет политическая практика правящих кругов США, превративших всеобщее избирательное право в объект торговли, однако он верит в какой-то идеальный буржуазно-демократический принцип социального устройства и упорно ищет новых его вариантов. Ищет он и общественные силы, которые можно было бы противопоставить «богатым». В своей положительной программе общественных переустройств Твен не выходит за пределы буржуазного либерализма. Но, как показывает дальнейшее творчество, с каждым новым произведением его критика становится более глубокой, последовательной и концентрированной.

В ранний период творчества Твен обращал свое внимание на множество отдельных отрицательных явлений. Теперь все чаще — упорно и настойчиво — Твен бьет в одну и ту же точку.

Мишенью для его сатиры оказываются «хозяева жизни» — их вкусы, поведение, моральный облик, мысли, поступки, дела. Твен запечатлевает частнособственнические вожделения в гиперболизированных типических художественных образах: дельцы его рассказов арендуют кометы, покупают эхо, приобретают климаты «по сходной цене», превращают небеса в филиалы своих контор.

«Рассказ коллекционера» (1876) [326] — один из впечатляющих гротесков Марка Твена; в нем осмеяно стремление собственников перевести на язык денег все, что существует в природе.

В 80-х годах Америка, по словам В. У. Брукса, «превратилась в музей или обширную антикварную лавку» [327]. Американские набобы коллекционировали все — начиная от готических замков «с привидениями» и кончая веревками висельников.

Глэдис Беллами в книге о Марке Твене называет «Рассказ коллекционера» воплощением «гигантской глупости человечества» [328]. Человечество здесь ни при чем. Твен создает свою сатиру, типизируя весьма конкретные явления реальной американской жизни.

В письме к Гоуэлсу Твен указывает, что абсурдный и диковинный случай, описанный им в рассказе, появляется в его произведении не случайно.

«Да, коллекции пещер были оригиналом этого сюжета. Я заменил пещеры эхом, потому что, будучи невидимо и неосязаемо, оно представляет собою еще более абсурдный вид собственности; однако человек действительно может быть владельцем эха и даже продать его — наилучшее эхо, такое как, например, в вилле Симинетти, в двух милях от Милана» [329].

Сколько сарказма в такой ситуации: дядя рассказчика скупил эхо по всей стране и способствовал образованию «эхового» рынка!

Твен подкапывается под самый фундамент капиталистического общественного устройства: издевается над частной собственностью. Коллекционер, объятый модным пороком богачей, растрачивает на эфемерную коллекцию огромное состояние. Но она остается неполной. Вторая половина самого необыкновенного эха — гора, о которую оно отражается, — оказалась в руках другого неуступчивого коллекционера. Твен рисует курьезнейшую тяжбу двух претендентов на эхо. Судьи ломают головы: что такое эхо — собственность или не собственность? А если собственность, то какая?

«Двое людей считали, что эхо — движимость, так как оно неуловимо для взгляда, неосязаемо, а между тем его можно покупать, продавать и, следовательно, облагать податью; двое других находили, что эхо — недвижимое имущество, потому что оно ясным образом связывается с землей и его нельзя перемещать с места на место. Остальные судьи утверждали, что эхо совсем не собственность». Не будучи в состоянии получить во владение «вторую половину эха», маньяк-коллекционер умирает с горя, оставив своих наследников нищими.

Твен выбирает нарочито необычайный случай для того, чтобы ярче оттенить самое существенное: показать жадность как всепоглощающую страсть, испепеляющую собственника и уничтожающую собственность. Недаром капиталы коллекционера обращены в «звук пустой»; обыгрывание этой метафоры лишь усиливает сатирическую заостренность ситуации, приобретающей трагикомический характер. Твен обобщает: стремление владеть лишает человека разума, самой жизни.