Марк Твен

В «Позолоченном веке» и в рассказах 70-х годов Марк Твен объективно раскрыл суть буржуазной республики — как государства, построенного на наглом обмане и грабеже; в «Принце и нищем» показал страдания и бесправие народа, придавленного жестоким законодательством; в «Приключениях Гекльберри Финна» рассказал о рабстве в «американском раю»; в «Письме ангела-хранителя» и в «Янки при дворе короля Артура» обрушился на самый оплот американской «демократической» государственности.

Он описывал в романе политику феодальной церкви и феодальной монархии, но боролся с современными ему реальными силами: с американскими монополистами и с церковью — американизированным феодальным институтом.

К монархии как к феодальной государственной системе Твен всегда относился с отвращением и гневом. В записную книжку 1888 года, то есть того времени, когда он работал над «Янки», Твен заносит мысли, имеющие прямое отношение к содержанию романа. «Никогда не было трона, который не представлял бы собою преступления. Не существует такого трона и теперь. Монархия — это увековеченное пиратство. На ее гербе следовало бы изобразить череп и скрещенные кости» [362].

Именно точно так, в тех же самых выражениях Марк Твен изобразит не какую-то далекую, абстрактную феодальную монархию, а собственную родину — Соединенные Штаты. Это будет в начале XX века, когда США «запятнают флаг» (выражение Марка Твена) кровавыми агрессиями в колониях — на Кубе, Филиппинах, в Китае. Твен-сатирик предложит заменить звезды и полосы американского флага черепом со скрещенными костями. Это не случайное совпадение — уже в конце 80-х годов в его письмах, дневниках, записях и, в художественных произведениях настойчиво звучит один и тот же лейтмотив — отрицание любых видов «монархии».

«Янки при дворе короля Артура» возник в накаленной общественно-политической атмосфере всенародного движения против эксплуатации трудящихся и неограниченной власти монополий. Рабочие и фермеры восставали против тирании железнодорожных, сталелитейных, нефтяных «королей», «королей пшеницы», «королей скота». Чем шире становился этот народный протест, тем явственнее обозначались формы диктатуры буржуазии.

Изверившись в политических буржуазных партиях (это разочарование он выразил еще в 1873–1875 годах), Твен теперь протестует против самой идеи: хранить верность тому, во что не веришь, делаться рабом того, что ненавидишь.

В «Записной книжке» того времени у него есть такая мысль:

«Людям кажется, что они граждане республиканской партии и что это есть патриотизм чистейшей воды. Я предпочитаю быть гражданином Соединенных Штатов» [363].

Твен настойчиво отделяет обе буржуазные партии от интересов государства и народа. В письме к Гоуэлсу от 17 сентября 1884 года эта мысль выражена еще более четко и ясно: «Не партии создают, или сохраняют страны, или способствуют их величию (Твен все время подразумевает обе буржуазные партии США, республиканскую и демократическую. — М. Б.), — а чистые люди, чистые простые граждане, рядовые, массы» [364]. В условиях коррупции, полного подчинения правящих партий интересам промышленников и финансистов, в атмосфере оголтелого политического бизнеса Марк Твен хранит верность лишь народу.

Чрезвычайно интересны его «Заметки для «Янки» (1-884), в которых он формулирует замысел романа:

«Главное, что я хочу внушить, — это нелояльность. Пусть перестанут употреблять слово лояльность в смысле долга. Независимость и является собственно лояльностью, но она часто предается в жертву признанным идолам и фетишам» [365]. А на следующей странице Твен уточняет — что он понимает под «идолами» и «фетишами». Он протестует против преданности «королю или партии», когда человек делается «рабом» того или другого [366].

Становится ясным, что в новом произведении выдвигается современная проблематика, что писатель сознательно уподобляет средневековую тиранию общественно-политическому режиму США, который вскоре станет называть «монархией» [367].

То, что в художественном произведении представлено в образной форме — в виде аллегории, — получит у Марка Твена позже, в начале XX века, законченную и четкую политическую формулировку. Из нее видно, что США для Твена уже давно являются «монархией денег», «тающей восковой республикой»; в 1906 году в «Автобиографии» он напишет:

«В течение пятидесяти лет наша страна является конституционной монархией с республиканской партией на троне… Наша монархия более могущественна, более безответственна, более автократична, чем любая монархия Европы» [368].

По фантастическому роману Твена можно составить представление о борьбе классов в Америке 80-х годов, об идеологических взглядах отдельных общественных слоев, об уровне технической культуры страны, о науке, печати, спорте, религии, семье, — то есть об общественно-политической жизни США, какой она была, и о том, какой, по мысли Твена, она могла бы быть.

«Янки при дворе короля Артура» — это социальная утопия Марка Твена и сатира на правящие классы.

«Один из способов делания образа… это — создание самых фантастических событий, — фактов, подчеркнутых гиперболой», — утверждает Владимир Маяковский [369].

Янки, герой романа Твена, — американец XIX века, мастер оружейного завода, получив в стычке с рабочими удар по голове и потеряв сознание, был перенесен на много веков назад: очнулся в VI веке, при дворе короля Артура. Благодаря превосходству своих знаний он делается «хозяином» страны, способствует ее техническому и культурному прогрессу и тем самым вызывает на «страшный бой» феодальное дворянство и духовенство. Первое он физически уничтожает с помощью электричества, второй его враг оказывается непобедимым. Роман заканчивается тем, что волшебник Мерлин, заколдовав янки, погрузил его в сон, который будет продолжаться тринадцать веков.

Героем фантастического романа Марк Твен делает рядового американца. В одном из писем Твен называет его «Yankee mechanic» [370], что соответствует русскому «мастеровой». В романе он назван «foreman» (мастер, старший рабочий).

Следует заметить, что в тогдашнем лексиконе и в языке Марка Твена нет еще слова «worker» в современном его значении.

В начале книги янки так представляется читателю:

«Отец мой был кузнец, мой дядя — ветеринар, и сам я в юности был и кузнецом и ветеринаром. Потом я поступил на оружейный завод и изучил мое теперешнее ремесло; изучил его в совершенстве; научился делать все: ружья, револьверы, пушки, паровые котлы, паровозы, станки. Я умел делать все, что только может понадобиться, любую вещь на свете…»

Янки был списан с тех хартфордских искусных рабочих, мастерством которых Твен восхищался на заводе Пратта и Уитни в Хартфорде.

Хотя янки, по словам Твена, в беседе с иллюстратором романа Картером Бирдом «не обладает ни утонченностью, ни университетским образованием», — он всемогущ. Марк Твен продолжает славить человека труда с еще большей настойчивостью, чем он это сделал в «Жизни на Миссисипи».

В. У. Брукс считает, что Твен в романе дает апологию буржуазного делячества, что его произведение появилось якобы под влиянием книги американского миллионера Эндрью Карнеги «Торжествующая демократия», которая была «прославлением делового мира» [371]. Это глубоко неверно. Брукс фальсифицирует роман Твена.

Среди прогрессивных писателей США не было никого, кто восставал бы против технического прогресса. Эмерсон в юности сравнивал пароход, пересекающий Атлантический океан, с прекрасной звездой. Уолт Уитмен поэтизировал работу людей, прокладывающих трансатлантический кабель телеграфа, создающих локомотивы, станки, машины, доки, верфи; для него «строгающий доску столяр», «толпа степенных работников — единственная надежда, достаточная гарантия нашей демократии».