Антон-Горемыка

живал щетинистый ус свой и вслед за тем лукаво подмигивал близстоявшим бабам. По другую сторону подвод сидели, прислонившись на ось, кузнец Вавила и его помощник. Последний расположился на кожаном мешке, из которого выглядывали железные кольца и молоты; он свирепо почесывал затылок и, закинув голову назад, всматривался почему-то очень пристально в небо, покрытое густыми беловатыми тучами. К ним-то толпа и напирала сильнее всего. Каждый старался просунуть голову, чтобы только хоть вскользь да поглядеть на новые березовые колодки, лежавшие грудой у ног Вавилы. Высокий плешивый старик, стоявший впереди других, не утерпел даже, чтобы не прикоснуться к ним несколько раз ногою.

- Эки штуки! - произнес он наконец, проворно отдергивая ногу.

- А чего надо? - сказал сурово Вавила. - Не видал, что ли?..

- Нет, не приводилось, - отвечал тот с сожалением, - занятно больно...

- А что, дядя Вавила, я чай, куды тяжелы станут? - спросила, в свою очередь, красная, как мак, и востроносая, как птица, баба, вытягивая вперед длинную, костлявую свою шею.

- Вестимо, тяжелы... попробуй... - отвечал кузнец.

- Ну, ты что лезешь... нешто не видала? Пошла, вот как двину! вымолвил высокий плешивый старик, выжимая востроносую бабу из толпы и снова устремляя круглые свои глаза на колодки - предметы всеобщего любопытства.

- Где ты их срубил, дядя Вавила, в осиннике, что ли? - вымолвила румяная курносая девка, повязанная желтым платком, высунув голову из-за плеч сгорбленной, сморщенной старушонки.

- А тебе на што?..

- Эх, я чай, побредет теперь наш Антон, - заметил кто-то далее. - Вот привелось на старости лет надеть сапожки с какой оторочкою...

- Поделом ему, мошеннику!.. А разе кто велел ему на старости лет принять такой грех на душу... Шуточное дело, человека обобрать!..

- Да, братцы, не думали, не гадали про него, - начал опять другой. Дались мы диву: чтой-то у нас за воры повелись: того обобрали да другого; вот намедни у Стегнея все полотно вытащили... а это, знать, всё они чудили... Антон-от, видно, и подсоблял им такие дела править... Знамо, окромя своего некому проведать, у кого что есть...

- Поделом ему, мошеннику, поделом... Что вы его, разбойника, жалеете, братцы...

- Тетка Федосья, была ты ономнясь на улице, как провели ту побирушку-то, что к нам в деревню шлялась?

- Нет, матушка, не привелось видеть; ведь она, сказывают, мать тому бедному-то?

- Мать... Трифон Борисов баил, уж такая-то, говорит, злыдная, невесть какая злыдная; руку, говорит, чуть было не прикусила ему, как вязать-то ее зачали.

- Что ты?

- Провалиться мне на этом месте, коли не сказывал... Вот, тетка Федосья, и на уме ни разу не было, чтобы она была таковская... Поглядеть, бывало, смирная, смирная... еще и хлебушки подашь ей, бывало...

Словом, всюду в толпе, окружавшей подводы, раздавались толки да пересуды. Но вдруг толпа зашумела громче, и со всех сторон раздались голоса: "Ведут! ведут!"

На противоположном конце улицы показались