Христиане

ауловой ниточку; та не пошевельнулась.

"Хорошо они, должно быть, поют вместе дуэтом,- подумал защитник,- у этой грудь, как кузнечные мехи. С тоскою поют. Где этот дом, что-то я не помню".

Председатель развел руками и, снова сделав любезное и религиозное лицо, отпустил священника:

- Извините, батюшка!.. Такое упрямство! Извините, что побеспокоили.

Священник поклонился и стал на свое место, у аналоя, и руки, поправлявшие наперсный крест, слегка дрожали. В публике шептались, и ремесленник, у которого бородка за это время как будто еще более поредела, тянул шею всюду, где шепчутся, и счастливо улыбался.

- Вот так загвоздила! - громко шептал он, встретив чей-нибудь взгляд.

Подсудимый, недовольный задержкой, брезгливо смотрел на Караулову, поспешно крутил усики и что-то соображал.

Суд совещался.

- Ну что же делать? Ведь это же идиотка! - гневно говорил председатель.Ее люди в царство небесное тащат, а она...

- По моему мнению,- сказал член суда,- нужно бы освидетельствовать ее умственные способности. В средние века суд приговаривал к сожжению женщин, которые, в сущности, были истеричками, а не ведьмами.

- Ну, вы опять за свое! Тогда нужно раньше освидетельствовать прокурора: вы посмотрите, что он выделывает!

Товарищ прокурора, молодой человек в высоком воротничке и с усиками, вообще странно похожий на обвиняемого, уже давно старался привлечь на себя внимание суда. Он ерзал на стуле, привставал, почти ложился грудью на пюпитр, качал головою, улыбался и всем телом подавался вперед, к председателю, когда тот случайно взглядывал на него. Очевидно было, что он что-то знает и нетерпеливо хочет сказать.

- Вам что угодно, господин прокурор? Только, пожалуйста, покороче!

- Позвольте мне...

И, не ожидая ответа, товарищ прокурора выпрямился и стремительно спросил Караулову:

- Обвиняемая,- виноват, свидетельница,- как вас зовут?

- Груша.

- Это будет... это будет Аграфена, Агриппина. Имя христианское. Следовательно, вас крестили. И когда крестили, назвали Аграфеной. Следовательно...

- Нет. Когда крестили, так назвали Пелагеей.

- Но вы же сейчас при свидетелях сказали, что вас зовут Грушей?

- Ну да, Грушей. А крестили Пелагеей.

- Но вы же...

Председатель перебил:

- Господин прокурор! Она и в списке значится Пелагеей. Вы поглядите!

- Тогда я ничего не имею...

Он стремительно раздвинул фалды сюртука и сел, бросив строгий взгляд на обвиняемого и защитника.

Караулова ждала. Получалось что-то нелепое. В публике говор становился громче, и судебный пристав уже несколько раз строго оглядывался на зал и поднимал палец. Не то падал престиж суда, не то просто становилось весело.

- Тише там! - крикнул председатель.- Господин пристав! Если кто будет разговаривать, то удалите его из зала.

Поднялся присяжный заседатель, высокий костлявый старик, в долгополом сюртуке, по виду старообрядец, и обратился к председателю:

- Можно мне ее спросить?.. Караулова, вы давно занимаетесь