Накануне

он к ней приблизиться, как уже опять его сигарочница летела через дорожку. Раз пять повторилась эта проделка, он все хохотал и грозился, а Зоя только втихомолку улыбалась и пожималась, как кошечка. Наконец он поймал ее пальцы и так их тиснул, что она пискнула и долго потом дула на руку, притворно сердилась, а он ей напевал что-то на ухо.

- Шалуны, молодой народ, - весело заметила Анна Васильевна Увару Ивановичу.

Тот поиграл перстами.

- Какова Зоя Никитишна? - сказал Берсенев Елене.

- А Шубин? - отвечала она.

Между тем все общество подошло к беседке, известной под именем Миловидовой, и остановилось, чтобы полюбоваться зрелищем Царицынских прудов. Они тянулись один за другим на несколько верст; сплошные леса темнели за ними. Мурава, покрывавшая весь скат холма до главного пруда, придавала самой воде необыкновенно яркий, изумрудный цвет. Нигде, даже у берега, не вспухала волна, не белела пена; даже ряби не пробегало по ровной глади. Казалось, застывшая масса стекла тяжело и светло улеглась в огромной купели, и небо ушло к ней на дно, и кудрявые деревья неподвижно гляделись в ее прозрачное лоно. Все долго и молча любовались видом; даже Шубин притих, даже Зоя задумалась. Наконец все единодушно захотели покататься по воде. Шубин, Инсаров и Берсенев побежали вниз по траве взапуски. Они отыскали большую, раскрашенную лодку, отыскали двух гребцов и позвали дам. Дамы сошли к ним; Увар Иванович осторожно спустился за дамами. Пока он входил в лодку, пока усаживался, много было смеху. "Смотрите, барин, не затопите нас", - заметил один из гребцов, молодой курносый парень в александрийской рубахе. "Ну, ну, фуфыря!" - проговорил Увар Иванович. Лодка отчалила. Молодые люди взялись было за весла, но грести умел из них один Инсаров. Шубин предложил спеть хором какую-нибудь русскую песню и сам затянул: "Вниз по матушке..." Берсенев, Зоя и даже Анна Васильевна подхватили (Инсаров не умел петь), но вышла разноголосица; на третьем стихе певцы запутались, один Берсенев пытался продолжать басом: "Ничего в волнах не видно", - но тоже скоро сконфузился. Гребцы перемигнулись и оскалили зубы молча. "Что? - обратился к ним Шубин, - видно, господа петь-то не умеют?" Малый в александрийской рубахе только головой тряхнул. "Так погоди ж, курносый, - возразил Шубин, мы тебе покажем. Зоя Никитишна, спойте нам: "Le lac"* Нидермейера. Не гребите, вы!" Мокрые весла поднялись на воздух, как крылья, и так и замерли, звонко роняя капли; лодка проплыла еще немного и остановилась, чуть-чуть закружившись на воде, как лебедь. Зоя поломалась... "Allons!"**, - ласково промолвила Анна Васильевна... Зоя скинула шляпу и запела: "Oh lac! L'annee a peine a fini sa carriere..."***

______________

* "Озеро" (франц.).

** Ну же! (франц.).

*** О озеро! год едва закончил свой бег... (франц.).

Ее небольшой, но чистый голосок так и помчался по зеркалу пруда; далеко в лесах отзывалось каждое слово; казалось, и там кто-то пел четким и таинственным, но нечеловеческим, нездешним