История всемирной литературы Т.7

Казимиро де Абреу переживает разлад между реальностью и мечтой в ином, элегическом ключе. Его идеал — утраченная безмятежность детства, прошедшего среди родных бразильских полей и садов. Стихи Абреу из его единственной книги «Вёсны» (1859), особенно «Песнь изгнанника», названная так в подражание Гонсальвесу Диасу, и «Когда мне было восемь лет», благодаря своей задушевной интонации и напевности, чрезвычайно полюбились бразильцам, стали хрестоматийными.

Поэты 50-х годов включили в круг литературных источников бразильского романтизма Байрона, Альфреда де Мюссе. Альварес де Азеведо оставил также интересные, хотя и незавершенные, опыты романтической прозы: фантастическую новеллу в духе Э. По «Ночь в таверне» и диалогизированный фрагмент «Макарио» с элементами романтического психологизма.

В середине 60-х годов в Бразилии появились признаки нового общественного подъема. Рабство превратилось в тормоз буржуазного прогресса, выморочная монархия, всеми силами охранявшая привилегии латифундистов-рабовладельцев, стала очевидным препятствием на пути социального развития. Возникают интеллектуальные кружки, пропагандирующие новые течения европейской мысли. Наиболее известна группа, сложившаяся в Ресифском университете вокруг Тобиаса Баррето (1837—1889), будущего крупного мыслителя, бесстрашно атаковавшего религиозный обскурантизм и впервые познакомившего бразильскую интеллигенцию с немецким материализмом. К этому кружку в студенческие годы принадлежал и выдающийся поэт Антонио Кастро Алвес (1847—1871).

Кастро Алвес внес в бразильскую поэзию обжигающе новые ноты: его стихи призывны, открыто агитационны, рассчитаны на декламацию, на многолюдные митинги и бурлящие площади. Кастро Алвес был активнейшим участником республиканского и аболиционистского движения, организатором первого в Ресифе аболиционистского общества. При жизни Кастро Алвеса вышел только сборник «Пена волн» (1870), однако его стихи, вошедшие в посмертно опубликованные книги «Водопад Пауло Афонсо» (1876), «Рабы» (1883), «Гимны Экватора» (1921), были хорошо известны современникам по публичным чтениям поэта, распространялись в списках. Аболиционизм и республиканизм — две составляющие страстного пафоса Кастро Алвеса. Среди многочисленных стихов, бичующих рабство, выделяется поэма «Невольничий корабль», построенная на резких контрастах вольного океанского простора и «дантова ада» на борту корабля, перевозящего невольников из Африки в Бразилию: щемящие сетования еще вчера свободных людей сменяются яростными обличениями поэта, стыдящегося, что злато-зеленый флаг его страны прикрывает зверства рабовладельцев: «Напрасно ты, мой стяг, в боях крещен, // Ты в саван для народа обращен!» (перевод И. Тыняновой). Основной тон аболиционистской поэзии Кастро Алвеса — не горестно-жалобный, а мятежный, пророчащий восстание и освобождение рабов. Недаром строку из его стихотворения «Негр-мститель»: «Вы, выше зарево мести, выше, выше красная новь» — Жоржи Амаду взял впоследствии в качестве заглавия для одного из своих романов из истории революционного движения в Бразилии.

В мировой поэзии Кастро Алвесу ближе всего была гражданская лирика Гюго с ее трибунным пафосом. Он по-новому прочитал и Байрона, назвав его не «учителем отчаяния», а «учителем борьбы». Судя по нескольким реминисценциям, бразильский поэт также хорошо знал и любил поэзию и прозу Генриха Гейне. Стиль Кастро Алвеса — характерно романтический: с прерывистым, как бы захлебывающимся ритмом, частой сменой ритмического рисунка, обилием восклицаний. Выразительное описание или живая оценка то и дело перебиваются инвективой, прямым обращением к слушателю. Образы избыточны, почти всегда грандиозны, гиперболичны. Много библейских реминисценций. Замечателен также интерес Кастро Алвеса к национальной истории. В его стихах появляются многочисленные герои освободительной борьбы в Бразилии, начиная с повстанцев-рабов, создавших в XVII в. негритянскую республику Палмарес. Единственную написанную им пьесу «Гонзага, или Заговор в Минас-Жерейсе» (1868) Кастро Алвес посвятил Томасу Антонио Гонзаге, великому поэту и одному из руководителей антиколониального движения в конце XVIII в.

Любовная лирика Кастро Алвеса также отличается неоспоримой оригинальностью на фоне бразильской поэзии XIX в. Здесь нет ничего подобного неутоленной потребности любить, мучившей Альвареса де Азеведо. Любовные стихи Кастро Алвеса переполнены откровенно земной, радостной чувственностью. И даже в драматические моменты прощания с любимой, накануне безвременной смерти, стих Кастро Алвеса славит любовь осуществленную, счастье, испытанное наяву, а не в мечтах.

Сподвижники и последователи Кастро Алвеса в городе Баие создали поэтическую школу, названную ими «кондорской». Птица кондор — любимый образ Кастро Алвеса: парение в опасной вышине — его идеал в поэзии и в жизни. Короткая творческая жизнь Кастро Алвеса и была таким орлиным взлетом бразильского романтизма.

Стихи Кастро Алвеса и его соратников способствовали мощному усилению аболиционистских настроений, захвативших и литературу. Самым популярным произведением 70-х годов в Бразилии был роман плодовитого исторического романиста, одного из подражателей Аленкара, Бернардо Гимараэнса (1825—1884) «Рабыня Изаура» (1875). Эту трогательную историю о судьбе красавицы-мулатки Изауры, преследуемой жестоким и подлым сеньором, часто называли бразильской «Хижиной дяди Тома». Некоторые сюжетные перипетии романа Гимараэнса были, по-видимому, подсказаны книгой Бичер Стоу (бегство Изауры из одного бразильского штата в другой и т. п.). «Рабыня Изаура» породила множество подражаний.

С аболиционистской темой связаны и два произведения, выход которых по знаменательному совпадению в одном и том же 1881 г. положил начало развитию реализма в бразильской литературе: романы Алуизио Азеведо «Мулат» и Хоакина Машаду де Ассиза «Посмертные записки Браз Кубаса» (в рус. пер. «Записки с того света»). Эти книги обозначили две линии в формировании бразильского реализма, сосуществование и взаимодействие которых может быть понято в свете некоторых особенностей общественного климата и литературной ситуации в Бразилии 70—80-х годов.

В эти два десятилетия, предшествующие краху рабовладельческой монархии в Бразилии (в 1888 г. под давлением общественного протеста был принят закон об отмене рабства, в 1889 г. республикански настроенное офицерство вынудило императора отречься от престола и покинуть Бразилию), по всей стране возникали философские кружки и тайные республиканские общества. Членами их, как правило, были одни и те же люди. Интеллектуальные поиски людей, неудовлетворенных архаической схоластичностью бразильской мысли, оказались неразрывно связанными с практическими задачами аболиционистского и антимонархического движения. Духовная отсталость бразильского общества была такова, что подлинно научная и подлинно революционная идеология еще не могла в то время завоевать здесь умы. Зато позитивизм — во всех его противоречиях, с его научным пафосом и с его мистицизмом — нашел в Бразилии пламенных сторонников и пропагандистов. Именно из позитивистских обществ вышли руководители бескровного республиканского переворота 1889 г.

В Бразилии позитивизм был больше чем философской доктриной и научным методом, он был новой верой, противостоящей католической догме, дотоле всесильной в бразильских университетах, школах, в частном быту. Позитивизм требовал внимания к фактам, к реальности, учета объективных требований природы, в том числе и человеческой природы, и оттого казался гарантом развития, своего рода панацеей от бразильской вековой отсталости. Позитивисты способствовали оживлению математических и естественнонаучных штудий, в частности познакомили бразильскую интеллигенцию с учением Дарвина. Вообще распространение позитивизма сопровождалось повышенным интересом ко всем натуралистическим теориям, в том числе и к натурализму в литературе. Сохранились свидетельства о том, как еще в 70-е годы на собрании одного из философских кружков одновременно обсуждались теория Дарвина и романы Э. Золя.