Женская война

ием поставил ногу на первую ступеньку лестницы.

— Теперь, палачи, — сказал он, — начинайте!

— Да он только один! — закричала толпа в изумлении. — Давайте другого! Где другой? Нам обещали двоих?

— А, вот это утешает меня, — сказал Каноль с улыбкой. — Эта добрая чернь даже недовольна тем, что вы делаете для нее. Слышите ли, герцог?

— Смерть ему! Смерть ему! Мщение за Ришона! — зарычали десять тысяч голосов.

Каноль подумал:

«Если я их рассержу, так они могут разорвать меня на клочки, и я не буду на виселице. Как взбесится герцог…» Потом он закричал:

— Вы подлецы! Я узнаю некоторых из вас. Вы были при осаде Сен-Жоржа, я видел, как вы бежали… Теперь вы мстите мне за то, что я вас тогда порядочно побил.

Ему отвечали ревом.

— Вы подлецы! — повторил он. — Вы бунтовщики, подлецы!

Ножи заблистали, и на виселицу посыпались камни.

— Хорошо, — прошептал Каноль.

Потом прибавил вслух:

— Король повесил Ришона и прекрасно сделал. Когда он возьмет Бордо, так повесит еще немало других.

При этих словах толпа хлынула, как поток, на эспланаду, опрокинула стражу и палисады и с ревом бросилась к арестанту.

В ту же минуту по приказанию герцога один из палачей приподнял Каноля, а другой надел ему на шею веревку.

Каноль, почувствовав ее на шее, начал кричать и браниться еще громче: он хотел быть убитым вовремя, и ему нельзя было терять ни минуты. Он осмотрелся: везде видел он гневные лица и грозное оружие.

Только один человек, одетый солдатом и сидевший на лошади, показал ему мушкет.

— Ковиньяк! Это Ковиньяк! — вскричал Каноль, хватаясь за лестницу обеими руками, которых ему не связали.

Ковиньяк мушкетом подал знаки тому, которого не мог спасти, и прицелился.

Каноль понял его.

— Да! Да! — вскричал он, кивнув головою.

Теперь скажем, каким образом Ковиньяк попал на эспланаду.

IV

Мы видели, что Ковиньяк выехал из Либурна, и знаем, с какою целью.

Доехав до своих солдат, находившихся под командою Фергюзона, он остановился не для отдыха, а для исполнения намерения, которое было придумано его изобретательным умом во время быстрой езды не более, как в полчаса.

Во-первых, он сказал себе и весьма справедливо, что если он явится к принцессе после известных нам происшествий, то принцесса, приказавшая повесить Каноля, совершенно невинного, верно, прикажет повесить его, Ковиньяка, которого она могла упрекать во многом. Стало быть, поручение его будет исполнено только отчасти, то есть Каноль будет спасен, а самого его повесят… Поэтому он надел простое солдатское платье, велел Баррабе, не знакомому с принцессой, надеть лучший его кафтан и, взяв его с собою, поскакал по дороге в Бордо. Одно только беспокоило его: содержание письма, которое сестра его написала с полным убеждением, что для спасения Каноля стоит только показать эту бумагу принцессе. Беспокойство его возросло до такой степени, что он решился просто прочесть письмо, уверяя себя, что самый лучший дипломат не может успешно вести переговоры, если не знает