Женская война

ла с лестницы.

Потом он вошел к принцессе и сказал:

— Ваше высочество, все готово.

— Где?

— Там.

Принцесса смотрела на него вопросительно.

— На эспланаде, — прибавил герцог.

— А, хорошо, — сказала принцесса, притворяясь спокойною, потому что на нее смотрели. Как женщина, она не могла не вздрогнуть, но положение главы партии подкрепили ее силы.

— Если все готово, так ступайте, герцог.

Герцог не решался.

— Не полагаете ли вы, что и я должна присутствовать там? — спросила принцесса.

Несмотря на уменье владеть собою, она не могла скрыть смущения. Голос ее дрожал.

— Как угодно вашему высочеству, — отвечал герцог, занимавшийся в эту минуту, может быть, какою-нибудь философскою задачей.

— Мы увидим, герцог, мы увидим. Вы знаете, что я помиловала одного из осужденных?

— Знаю.

— Что скажете вы об этом?

— Скажу, что все, что вы делаете, хорошо.

— Да, — сказала принцесса, — лучше было простить. Надобно показать эпернонистам, что мы не боимся мстить, считаем себя равными с королем, но, уверенные в своей силе, платим за зло без бешенства, умеренно.

— Это очень хорошо.

— Не так ли, герцог? — спросила принцесса, старавшаяся по голосу герцога узнать настоящую его мысль.

— Но, — продолжал герцог, — вы все-таки придерживаетесь того мнения, что один из арестантов должен заплатить жизнью за смерть Ришона. Если эта смерть останется не отмщенною, то все подумают, что ваше высочество мало уважаете храбрых людей, которые служат вам.

— Разумеется, разумеется! Один из них умрет. Даю честное слово! Будьте спокойны.

— Могу ли узнать, которого из них вы помиловали?

— Барона Каноля.

— А!

Это «А! » было сказано довольно странно.

— Нет ли у вас особенной причины сердиться на этого человека? — спросила принцесса.

— Помилуйте, разве я сержусь когда-нибудь на кого-нибудь? Разве я благосклонен к кому-нибудь? Я разделяю людей на две категории: на препятствия и на поддержки. Надобно уничтожать первых и поддерживать вторых, пока они нас поддерживают. Вот моя политика, скажу даже: вот моя мораль.

— Что он тут еще затевает и чего хочет? — спросил Лене сам себя. — Он, кажется, не терпит Каноля.

— Итак, — продолжал герцог, — если нет каких других приказаний…

— Нет.

— То я прощусь с вашим высочеством.

— Так все это будет сегодня вечером? — спросила принцесса.

— Через четверть часа.

Лене готовился идти за герцогом.

— Вы идете смотреть на это, Лене? — спросила принцесса.

— О, нет, ваше высочество, — отвечал Лене, — вы изволите знать, что я не люблю сильных ощущений. Я дойду только до половины дороги, то есть до тюрьмы: мне хочется видеть трогательную картину, как бедный барон Каноль получит свободу из-за женщины, которую он любит!

Герцог скривил лицо, Лене пожал плечами, и все вышли из дворца и отправились в тюрьму.

Виконтесса де Канб минут через пять была уже там. Она явилась, показала приказ принцессы сначала привратнику, потом тюремщику и, наконец, велела позвать коменданта.

Комендант