Асканио

человеку, что чуть было не пожал ему руку.

– Хе, хе, хе… Так это вы и есть тот самый молодой человек? – спросил судья, пристально глядя на вошедшего.

– Признаться, да, мессер, – ответил Жак Обри.

– Вы и впрямь как будто малый не промах, – продолжал судья. – А ну-ка, господин пострел, берите стул и садитесь.

Жак уселся, положив ногу на ногу, и с довольным видом выпятил грудь.

– Так! – потирая руки, произнес судья. – А ну-ка, господин секретарь, прочтите нам показания истицы.

Секретарь встал и, изогнувшись над столом, без труда дотянулся благодаря своему непомерному росту до его противоположного конца, где и достал из груды папок дело Жака Обри.

– Вот это дело, – произнес он.

– Как имя истицы?

– Жервеза-Пьеретта Попино, – прочел секретарь.

– Она самая, – сказал Обри, утвердительно кивнув.

– Несовершеннолетняя, – продолжал секретарь, – девятнадцати лет от роду.

– Ну и ну! Несовершеннолетняя! – воскликнул Жак Обри.

– Так записано с ее слов.

– Бедняжка Жервеза! – пробормотал школяр. – Верно она сказала, что от смущения плела всякую чушь. Ведь сама же призналась мне, что ей двадцать два. И вот нате вам, девятнадцать!

– Значит, ветрогон вы этакий, – сказал судья, – вас обвиняют в том, что вы обманули девушку… Вы признаете обвинение? – спросил судья.

– Признаю, сударь, – решительно ответил Жак. – И это и любое другое. Я преступник, господин судья, и, пожалуйста, не церемоньтесь со мной.

– Вот плут, вот бездельник! – проворчал судья добродушным тоном комедийного дядюшки.

И, опустив на грудь свою большую круглую голову, он погрузился в глубокое раздумье.

– Пишите, – проговорил он, встрепенувшись и подняв указательный палец. – Пишите, господин секретарь. «Принимая во внимание, что обвиняемый Жак Обри сознался в том, что лживыми обещаниями и заверениями в любви обманул девицу Жервезу-Пьеретту Попино, приговорить упомянутого Жака Обри к штрафу в двадцать парижских су и к уплате судебных издержек».

– А тюрьма? – спросил Жак.

– Какая тюрьма? – ответил вопросом на вопрос судья.

– Обыкновенная! Разве меня не посадят в тюрьму?

– Нет.

– И я не попаду, как Асканио, в Шатле?

– А кто такой Асканио?

– Ученик мастера Бенвенуто Челлини.

– И что натворил этот ученик?

– Обманул девушку.

– Кого же именно?

– Дочь парижского прево, мадемуазель Коломбу д'Эстурвиль.

– Ну так что же?

– Как – что? Я считаю приговор несправедливым. Мы оба совершили одно и то же преступление, так почему же его засадили в Шатле, а меня приговорили только к штрафу в двадцать парижских су? Да существует ли справедливость на этом свете?

– Конечно, молодой человек, справедливость существует. Вот почему мы и вынесли этот приговор.

– Ничего не понимаю…

– Дело в том, бездельник, что честное имя благородной девицы стоит тюремного заключения, а честное имя простой девушки – не больше двадцати парижских су.

– Но это чудовищно! Отвратительно! – воскликнул Жак Обри.

– А ну-ка, дружок, платите штраф и убирайтесь