Антон-Горемыка

ет, нету... ну, а, примерно, какая ваша служба?

- А вот какая: пришел в деревню, брякнул дубиной в окно: "Эй вы, тетки, бабы, девки да хозяева с чечеревятами, нет ли шитва?", а нет шитва, так бражки подавай удалому Кондрашке!..

- Стало, вы портные?

- Портные, ребята удалые!.. Эй, Севка, что ж ты прикорнул, собачья голова, аль сноху нажил? ну, запевай: "Эй, вдоль по улице, да мимо кузницы"... ну!..

И оба затянули лихую, забубенную песню. Антон слушал, слушал и не мог надивиться удали молодцов.

- Что, много оброку платите? - спросил он задумчиво, когда песня была окончена и парни закурили свои трубки.

- Ровно ничего, - отвечали они в один голос.

- Как так?..

- Да так же: мы, брат, вольные, живем не тужим, никому не служим!..

Тут Матюшка приложил коренастую ладонь к правой щеке своей и запел тоненьким, пронзительным дискантом:

Ты зачем, зачем, мальчишка,

С своей родины бежал?

Никого ты не послушал,

Кроме сердца своего...

Вскоре все три путника достигли высокой избы, осененной елкой и скворечницей, стоявшей на окраине дороги при повороте на проселок, и остановились.

- Вот мы шутя, а алтын на сороковину отмахнули, - сказал Матюшка Антону. - Ну что ж, слезай, пора духу перехватить; вот, гляди, и казенная аптека перед нами...

- Нет, спасибо, братцы, - отвечал тот, - пра, спасибо, - прибавил он, озираясь на стороны и почесывая затылок.

- Э, полно миряком-то прикидываться, пойдем, сорвем косуху при спопутности...

- Неколи... вам дело досужное, а мне в город пора...

Антон вздохнул.

- Ну вот еще, поспеешь.

- Денег нету.

- Эка беда, ступай оставь что-нибудь в закладе, как назад поедешь, отдашь...

Видно было, что наш мужик сильно колебался; наконец он собрался с духом и сказал решительно:

- Ей-богу, не пойду!

- Что ж ты, глотку опозорить боишься, что ли? не пьешь?..

- Пить-то пью... эх, нет, не пойду!..

Антон повернул лошадь к городу.

- Ну, да черт те дери... эй, земляк, выпей хошь для миру... хошь для миру-то выпей...

- Господь с вами, - сказал Антон, пуская рысью пегашку.

- Экой черт! - кричали ему вслед молодцы, - прямая шалава!.. погоди, обронил хвост у лошади... эй!.. цапля!..

Но Антон ничего не слышал; он давно уже был за горою. Погода между тем как будто собиралась разгуляться; свинцовое небо прояснилось; это делалось особенно заметным вправо от дороги к селу Бабурину. Белый господский дом и церковь, расположенные на горе, вдруг ярко засияли посреди темных, покрытых еще густою тенью дерев и избушек; в свою очередь сверкнуло за ними дальнее озеро; с каждою минутой выскакивали из мрака новые предметы: то ветряная мельница с быстро вращающимися крыльями, то клочок озими, который как бы мгновенно загорался; правда, слева все еще клубились сизые хребты туч, и местами косая полоса ливня сливала сумрачное небо с отдаленным горизонтом; но вот и там мало-помалу начало светлеть... Сквозь туманную мглу просияла пестрая радуга, ярче - и вот она