Альтист Данилов

редстояло быть вечным, но тут - все. Ноты Переслегина кончились, смычок замер и отошел от струн.

Все стихло. И навсегда.

Потом все ожило. Публика аплодировала шумно, благожелательно. Даже цветы бросали на сцену. Данилов раскланивался, дирижер Чудецкий улыбался, пожимал Данилову руку, показывал публике на Данилова: мол, он виноват. Данилов, в свою очередь, показывал на Чудецкого, на валторниста, на кларнетиста, на оркестр. Отыскали автора, привели. И ему хлопали.

- Неужели все? - спросил Данилов Переслегина.

- Но ведь, Владимир Алексеевич, - как бы извиняясь, сказал Переслегин, - звучало сорок четыре минуты. Куда уж больше!

- Нет, я не про это. Звук у нас как-то обрывается на лету...

- Он не обрывается, - горячо сказал Переслегин. - В том-то и дело. Он не обрывается и не замирает, он должен звучать дальше, вы разве не чувствуете?

- Вы так считаете? - задумался Данилов.

Со сцены следовало уходить. Публика из задних рядов потекла в фойе и к буфету. Пошли и оркестранты. В комнате за сценой Переслегин обнял Данилова, тут же отпрянул от него, сказал серьезно:

- А ведь вы сыграли большее, нежели то, что я написал... Ведь что-то мощное вышло! Ужасное, гордое, высокое...

- Как же я мог сыграть большее, чем у вас есть? - удивился Данилов. И играл не я, а оркестр, я солировал...

- Вы не спорьте со мной, - сказал Переслегин. - Я все слышал, хоть и дрожал в уголке... На репетициях у вас не так выходило... ну, впрочем, это и понятно...

Данилов в сомнении и так, чтобы другие не видели, посмотрел на браслет. Нет, он был на сцене вполне человеком. К ним подошел большой музыкант, поздравил и заявил Переслегину:

- Вы, сударь, этак всю музыку перевернете...

- Да что вы! - чуть ли не взвился Переслегин. - Отчего же! У меня самая что ни на есть традиционная музыка... Ну отразились какие-то современные ритмы и голоса, вот и все...

- Нет, сударь, - покачал головой большой музыкант, - это вам так кажется. - Тут он поклонился Данилову: - И к вашей игре, молодой человек, надо привыкнуть.

Он сослался на то, что его в фойе ждет дама, и ушел.

- Ну да, привыкнуть! - произнес расстроенно Переслегин. - Вежливые слова.

Забежал Чудецкий, спросил, откуда Данилов с Переслегиным будут слушать Прокофьева. Данилов сказал, что из зала. Однако чувствовал, что ничто уже не сможет слушать сегодня, он с удовольствием отправился бы домой, но нехорошо было бы перед оркестрантами. Он их полюбил. Дождался третьего звонка и тихонько прошел в зал. Альт оставил за сценой, теперь-то было можно, теперь-то что! Сидел в зале на жестком стуле и приходил в себя. Будто возвращался откуда-то из недр или из высей. Уже не ощущал усталости, а возбуждался все более и более и, хотя чувствовал, что сыграл хорошо, теперь желал исполнить симфонию Переслегина снова, тут же бы и исполнил, если б была возможность. Да и не один бы раз, а много раз, пока не утолил бы жажду и не успокоился. Он стал напевать свою партию. На него зашикали в темноте. "Извините",