Каторга

- Полковник Тулупьев велел развинтить все машины по винтику, электриков Александровска разогнал по деревням, чтобы японцы, если появятся, сидели без света в потемках.

- Какие японцы? Откуда они взялись? Что за чушь!

Когда рассвело, губернатор с трудом узнал сахалинскую столицу. Александровск, и без того нерадостный, теперь напоминал обширную загаженную деревню, оставленную жителями, которые побросали все как есть и спасались бегством. В губернаторском доме было теперь неуютно, что-то угнетало, даже страшило. Михаил Николаевич вызвал Тулупьева, с ним явился и Бунте, который сразу отошел в угол, как наказанный школьник.

- Так что вы тут натворили, господа хорошие? Почему войска и жители покинули побережье? Почему гарнизон выведен из города? Почему прямо посреди улиц брошены пушки? Наконец, почему русский полковник оказался таким дураком?

- Но я же хотел как лучше! - отвечал Тулупьев. Бунте из угла подал голос, что не эвакуировались только типография и метеостанция, а телеграф опечатан.

- Полковник властью гарнизона запретил принимать от населения телеграммы, адресованные даже родственникам в России, чтобы в Японию не просочились шпионские сведения.

- А без бдительности как же? - спросил Тулупьев.

Ляпишев еще не пришел в себя после трудной дороги, перед его взором еще мелькали пушистые хвосты собак, влекущих за собой нарты через Татарский пролив. В полном изнеможении он рухнул в кресло, а Бунте, не покидая угла, тихим голосом разделывал "под орех" полковника-узурпатора:

- Я, конечно, не вмешивался в дела гарнизона, но, как управляющий гражданскою частью, осмелюсь заметить, что по финансовым сметам у нас теперь не хватает средств для обеспечения каторжных и ссыльных достаточным питанием. Ляпишев дунул на свечи, и стало совсем темно.

- Но, отбывая в отпуск, я оставил вам полную казну.

- Совершенно справедливо, ваше превосходительство, - ковал железо, пока оно горячо, статский советник Бунте. - Однако полковник Тулупьев щедро награждал гарнизон "подъемными", которые вконец обезжирили наши финансы, и без того постные.

Не вынося мрака, Ляпишев снова затеплил свечи:

- Полковник Тулупьев, это правда?

- А что тут такого? - напыжился тот. - Коли война началась, надо же воодушевить войска...

- Чем воодушевить? Деньгами?

- Не только! Я ведь и речи произносил. Опять же - переезд в Рыковское, всякие там расходы... непредвиденные.

- Вон отсюда! - распорядился генерал-лейтенант.

Четвертого марта 1904 года до Сахалина дошел указ императора, возвещавший, что те каторжане и ссыльнопоселенцы, которые пожелают принять участие в обороне Сахалина от нашествия японских захватчиков, сразу же получат амнистию.

Преступная колония обретала права гражданства.

- Ура! - содрогались все шесть тюрем Сахалина. - Ура! - кричали каторжане, звеня кандалами, как в колокола от беды. - Ура! - перекатывалось над извечной юдолью убогих сахалинских поселений, утопавших в глубоких сугробах.

Ляпишев сейчас не имел