История всемирной литературы Т.6

Творческий путь Ларры делится на несколько этапов. После юношеских опытов в газете «Эль дуэнде сатирико дель диа» («Сатирический оборотень современности», 1828) Ларра публикует ряд очерков в своем журнале «Эль побресито абладор» («Простодушный болтун», 1832—1833). С 1833 по 1835 г. Ларра под псевдонимом Фигаро, подчеркивающим преемственность по отношению к просветителям, печатается в журналах «Ревиста эспаньола» и «Эль обсервадор». Для этого периода характерно преобладание политической публицистики, что объясняется быстрым развитием третьей буржуазной революции. После длительного путешествия по Европе в 1836 — начале 1837 г. Ларра пишет для журналов «Эль эспаньоль», «Эль обсервадор хенераль», «Эль мундо» и некоторых других наиболее значительные свои очерки и статьи.

На раннем этапе, примерно до 1835 г., Ларра настроен по-просветительски оптимистично. На все вокруг он смотрит как человек, знающий разумную норму того, как надо жить, воспитывать детей, кого назначать на государственные должности. С точки зрения этой ведомой ему (как и всем образованным передовым людям) нормы он замечает и высмеивает все отклонения от нее. Такова отчетливо просветительская позиция сатирика.

В очерках Ларры почти нет пороков индивидуального человека, есть пороки социального образа жизни, воплощением которых выступает та или иная фигура, а чаще сонм фигур. «Приверженец кастильской старины» из одноименного очерка сам по себе вовсе недурен, даже добр, но образ жизни, приверженцем которого он остается по привычке и умственной лени, идиотичен и невыносим. Перед глазами старых испанских сатириков, включая Кеведо, проходила длинная вереница людских несовершенств — перед глазами Ларры всегда стоит общество как целое, как организм, живущий единой жизнью. Поэтому он особенно любит темы, дающие возможность как бы «измерить температуру» больного организма («Среди каких людей мы находимся», «Приходите завтра»).

В очерках, написанных до 1835 г., Ларра оставался в пределах просветительской этики и просветительского реализма. Однако его эстетическое сознание в эти годы уже расходится с его художественной практикой как публициста. И в статьях на эстетические темы, и в историческом романе, и в драме он уже отстаивает эстетические положения романтизма. В качестве критика (а он был авторитетнейшим критиком 30-х годов) Ларра всегда вставал на сторону нового искусства, приветствовал и внимательно анализировал премьеры программных произведений испанского и европейского романтического репертуара. В романтизме он видел детище революций, «разрушителя прошлого и созидателя будущего, врага политических, религиозных и социальных оков». Но при всем том программа Ларры неоднородна. Он высмеивал классицистическую элоквенцию и строгие предписания классицистической поэтики, но выступал поборником «литературы полезной и прогрессивной... полностью отражающей научные знания эпохи», отстаивал пафос гражданского, познающего и поучающего искусства. Дух свободы и наставление в истине, образ человека, не такого, каким он должен быть, а такого, каков он есть, — эти эстетические постулаты восходят к разным системам. Ларра сознательно стремится выработать свою систему, преодолевающую ограниченность и классицизма и романтизма. При этом он делает шаг вперед, к новому творческому методу.

М. Хосе де Ларра

Рисунок Ф. де Мадраса. 1836 г.

Мадрид. Музей современного искусства

В очерке «Вымогатели, или Поединок и смертная казнь» (1836), отталкиваясь от газетного факта — драки двух бандитов в мадридской тюрьме, Ларра исследует возникновение этого факта, выясняет, как индивидуальная судьба, единичное явление подготовлены, обусловлены общими социальными законами, и приходит к выводу об антинародности современного ему общественного устройства. Таким образом, Ларра вступает на путь критического реализма — он идет от индивидуального к общему, проявлявшемуся в индивидуальном. О том, что Ларра хотел превратить очерк быта и нравов в орудие социального анализа, свидетельствует опубликованная в том же году большая статья, посвященная проблемам жанра в связи с выходом в свет «Мадридской панорамы» Месонеро Романоса. В ней Ларра уже решительно отделяет современных бытописателей от бытописателей XVIII в.: те рисовали универсального человека — современный бытописатель должен видеть человека «в его взаимоотношениях с новыми и специфическими формами общества». Ларра теперь отвергает всеядность, поверхностность физиологического описания, не отделяющего бытовые пустяки от сущностных черт, определяющих лицо общества. Окидывая взглядом то, что сделано литературой в этой области, Ларра без колебаний называет первое и главное имя — Бальзак.

Ларра безусловно стремился стать «испанским Бальзаком». Но общественные и личные обстоятельства сложились таким образом, что последние месяцы его жизни ознаменовались не кропотливой и вдумчивой работой реалиста, а бурным всплеском романтизма. В конце 1836 г. Ларра охвачен тяжелым, граничащим с ужасом и отчаянием пессимизмом. Это состояние Ларры и появление в его творчестве самых черных красок романтической палитры объяснялось гораздо более общими причинами, нежели любовное разочарование и крушение планов политической деятельности. Ларра, ждавший, торопивший третью революцию, теперь бесповоротно в ней разочарован: революция вырождалась в военную диктатуру, буржуазия всякий раз уступала и шла на компромисс. Последние очерки Ларры «День поминовения усопших 1836 года» и «Ночь под рождество 1836 года» (с многозначительным подзаголовком «Философический бред») свидетельствуют о глубоких изменениях во взглядах художника на реальность. В общественной психологии он видит теперь противоречия, которые не исправишь ни образованием, ни вразумлением. Как художник-провидец, он ужасается открывшейся ему зловещей бездне. История кажется ему непроглядным кошмаром.

Ларра обратился к «кладбищенскому жанру», уже известному тогда испанской прозе. Популярной была повесть Кадальсо «Скорбные ночи», написанная под влиянием Юнга в начале 1780-х годов, опубликованная посмертно в 1798 г. и многократно переиздававшаяся после 1815 г. Герою повести Тедиато после утраты возлюбленной смерть кажется единственной жилицей мира — автору «Дня поминовения» вся Испания представляется нагромождением склепов после утраты надежды. В очерке «Ночь под рождество», построенном на контрасте яркого света и сгущающегося мрака, беспечности и отчаяния, Ларра включает в общую картину разлада и самого себя как личность, подвергая свой внутренний мир анализу в духе романтического психологизма. Все тут проблематично и загадочно: собственное «я», взаимоотношения «я» с действительностью, взаимоотношения разума с неразумным, идеального с материальным, интеллигенции и простонародья. Разговор писателя с астурийцем-слугой, разговор ночной, невероятный, бредовый, как бы выворачивает мир и человека наизнанку. Идея сна или кошмара, в котором открываются устрашающие черты действительности, днем кажущейся благополучной, хорошо известна испанскому романтизму. «Сон разума рождает чудовищ» — эта подпись Гойи под знаменитым офортом из серии «Капричос» может служить эпиграфом к последним очеркам Ларры, да и вся образность этих очерков близка к офортам и рисункам Гойи. Романтизм Ларры, как и романтизм Гойи, рождался из сознания, что пути истории трагичнее, нежели это представлялось передовому разуму.

*Глава восьмая*

ПОРТУГАЛЬСКАЯ ЛИТЕРАТУРА

Португалия вступила в XIX век чреватая кризисом. Эта маленькая и отсталая феодальная монархия еле удерживала в своих руках гигантскую колониальную империю. Наполеоновское нашествие послужило катализатором бурного процесса перемен. Бегство короля Жоана VI и двора в Рио де Жанейро (1806) вынудило снять ряд запретов во внутриполитической жизни и внешней торговле Бразилии, что привело к постепенному укреплению самостоятельности колонии и к провозглашению в 1822 г. независимой Бразильской империи.