Женская война

духом и рассказывал окружающим его лакеям про походы свои в Пикардию при покойном короле.

— Ты управляющий принцессы? — спросил у него Каноль, как будто видел его в первый раз.

— Я, сударь, — отвечал удивленный Помпей.

— Доложи ее высочеству, что я хочу иметь честь видеть ее.

— Но она…

— Она встала.

— Все-таки…

— Ступай!

— Я думал, что ваш отъезд…

— Мой отъезд зависит от свидания, которое я буду иметь с принцессой.

— Но у меня нет приказаний от принцессы.

— А у меня есть приказание от короля, — возразил Каноль. При этих словах он величественно ударил по карману своего кафтана.

Но при всей его решимости, храбрость оставляла его. Действительно, со вчерашнего вечера важность Каноля значительно уменьшилась: уже двенадцать часов прошло с тех пор, как принцесса уехала; она, вероятно, не останавливалась во всю ночь и отъехала уже двадцать или двадцать пять лье от Шантильи. Как ни спешил бы Каноль со своим отрядом, он уже не может догнать ее, а если бы и догнал, то теперь у ней может быть человек пятьсот защитников. Канолю все еще оставалась, как он говорил вчера, возможность погибнуть, но имел ли он право жертвовать людьми, ему вверенными, и подвергать их кровавым последствиям его любовной прихоти? Если он ошибся вчера в чувствах виконтессы де Канб, если ее смущение было просто комедией, то виконтесса могла открыто посмеяться над ним. В таком случае над ним будут смеяться лакеи и даже солдаты, спрятанные в лесу. Мазарини возненавидит его, королева рассердится на него, а хуже всего, погаснет его зарождающаяся любовь: женщина не может предать посмеянию того, кого она любит.

Пока он перебирал все эти мысли, Помпей с твердостью доложил, что его готовы принять.

На этот раз виконтесса приняла его без церемонии, возле своей спальни, в небольшой гостиной. Она уже была одета и стояла у камина. На ее прелестном лице видны были следы бессонницы, хотя она старалась скрыть их. Темный круг около глаз показывал, что она не смыкала их во всю ночь.

— Вы видите, барон, — сказала она, не дав ему времени начать разговор, — я исполняю ваше желание, но, признаюсь вам, с надеждой, что это свидание будет последнее и что вы в свою очередь исполните мою просьбу.

— Извините, виконтесса, — сказал Каноль, — но по вчерашнему вашему разговору я думал, что вы будете не так строги в ваших требованиях. Я надеялся, что взамен всего, что я делал для вас, для вас одной, потому что я вовсе не знаю принцессы Конде, вам угодно будет позволить мне подольше пробыть в Шантильи.

— Да, барон, признаюсь, — сказала виконтесса, — в первую минуту… смущение, неразлучное с таким затруднительным положением… огромность вашей жертвы для меня… выгоды принцессы, требовавшей, чтобы я выиграла время… могли вырвать у меня несколько слов, вовсе несогласных с моими мыслями. Но в эту долгую ночь я все обдумала: ни я, ни вы не можем оставаться долее в этом замке.

— Не можем! — повторил Каноль. — Но вы забываете, виконтесса, что все возможно тому, кто говорит именем